– И кто ваш дядя?

– Его зовут Исак…

– Ага, знаю, о ком речь.

В замке щелкнуло и зажужжало.

Николе пришлось тянуть тяжеленную дверь обеими руками.

Двери лифта тоже стальные. Он нажал кнопку вызова и услышал все тот же голос из бочки:

– Ничего не трогайте. Лифт управляется централизованно.

Другого слова не подберешь. Наивность. Он позвонил адвокату Исака и попросил устроить встречу. Адвокат перезвонил неделю назад: подавай заявку на посещение. Оказалось, организовать такой визит вполне возможно: следователи не особенно вникали в процедурные тонкости, к тому же на тотальный контроль просто не хватало средств. Исак заполнил бланк на посещение и называл фамилию своего племянника, Римона Нимрода. Никола подписал бланк, отослал, зашел к Римону и взял у него идентификационную карточку. Племянник был на четыре года моложе, но когда Никола сделал такую же, как на фотографии, прическу, они оказались довольно похожи.

Через несколько минут он увидит Исака, и они вместе обсудят Николину находку в телефоне Шамона. И он расскажет Исаку, чей голос услышал, когда позвонил по единственному сохранившемуся номеру, задействованному в программе «Найти мой айфон».

Но до Исака еще нужно добраться.

Следственный изолятор помещался на четвертом этаже.

Никола вспомнил Керима Селаля – парня, с которым познакомился через решетку на площадке для прогулок в следственном изоляторе, когда Николу арестовали по подозрению в ограблении супермаркета. У Керима был не адвокат, а чародей: когда его все же поймали после взбудоражившего всю страну побега, он получил всего три года, а поскольку следствие продолжалось полтора года, ему зачли и этот срок. Сейчас Керим уже на свободе. Надо было бы его найти – крутой типоша.

В прозрачной акриловой перегородке открылось маленькое окошко. Охранник строго глянул на Николу и потребовал удостоверение личности.

Момент истины: до какого градуса начеку сотрудники в уголовке?

Сейчас все и выяснится. Акриловое стекло сильно бликует, различить, что там делает охранник с его карточкой, невозможно. Зато свое отражение Никола видел превосходно. С чужой прической он выглядит странновато, но еще странней – темные тени под глазами, темные и глубокие, как могила Шамона.

Динамик над окошком почему-то все время потрескивает.

Никола ждет.

Сейчас они, наверное, проверяют его удостоверение.

Удостоверение…

Вспышка памяти: им, должно быть, лет по шестнадцать-семнадцать. У Шамона такая борода, что он уже может вызвать на соревнование любого исламского террориста. Он отпускал эту бороду три недели – ребята решили провести эксперимент. Шамон занял у двоюродного брата детскую коляску.

– Боюсь, примут за гомика, – сказал он. – Только бананы-свенссоны и педики таскаются с детскими колясками и берут отпуска по уходу за ребенком. Не мужское дело.

По дороге в «Систембулагет» Шамон остановил какого-то дядьку и провел тест:

– Как, по-вашему, сколько мне лет?

Они натолкали в коляску все, что нашли, и на первый взгляд было легко подумать, что там и в самом деле лежит закутанный в разноцветное тряпье грудничок.

Дядька ничего против эксперимента не имел. Смерил Шамона взглядом с головы до ног. Густая борода, коляска. Чиносы! Никола никогда не видел Шамона в чиносах. Вообще ни в чем другом, кроме адидасовских треников. Влажная прическа с пробором. И конечно, рекорд профессионализма: бутылочка с соской в специальном карманчике в коляске. Вся сила в деталях. В бутылке, правда, какой-то дринк типа джин-тоника. Конечно, хорошо бы еще и ребенка, но брат Шамона, как он ни упрашивал, категорически отказался выдать им напрокат своего четырехмесячного сынишку.

Никола ждал у входа. Десять утра: самое время отцу прогуляться с младенцем и пополнить запас пива для семейного ужина. Он попробовал заглянуть в окно. Шамон спокойно, неторопливо, то и дело останавливаясь, катил коляску вдоль полок. В руке – корзинка. В магазине почти никого – только Шамон и несколько алкашей, которые наверняка дожидались открытия у дверей.

Наконец Шамон подошел к кассе и выставил несколько упаковок пива по шесть банок. Хорошо видно – самая близкая к окну касса. Кассир, совсем юный, если судить по виду, еще волосы на лобке не выросли, что-то сказал Шамону и показал на плакатик над кассой:

«Если вы моложе 25 лет, предъявите документ, удостоверяющий личность».

Все правильно. Возрастная граница – двадцать. Моложе 25 – они должны удостовериться, что тебе не девятнадцать.

Шамон что-то ответил. Покачал головой. Кассир что-то сказал. Шамон пожал плечами и снял пиво с ленты.

Проклятье! Не сработало. Привязались с удостоверением.

Шамон, не торопясь, выкатил коляску из магазина. Колеса поскрипывали.

– Я все видел, – сказал Никола, глядя на сосредоточенную, мрачную физиономию друга. – Надо было настоящего бебиса сунуть в коляску. Я же говорил. Давай попробуем в «Системете» в галерее.

– Ты прав, – удрученно произнес Шамон. – В Швеции такой закон. Чтобы купить четыре упаковки пива, пустой коляски недостаточно.

Он осклабился, полез в коляску и вытащил две бутылки водки «Абсолют».

– А вот щипануть спирт – даже лучше, что она пустая. Незаменимая штука. Есть куда заныкать.

Никола улыбнулся, но улыбка тут же погасла.

Шамона нет в живых.

Конечно, если притиснуть физиономию к акрилу и руками прикрыть с обеих сторон свет, можно что-то увидеть. Но выглядит подозрительно – вроде бы он волнуется, а что волноваться, когда показываешь свой документ?

Скорее всего, проверяют по компу, где есть свободная комната для посетителей. А может, звонят в полицию, чтобы те пришли и загребли его за злоупотребление чужим документом… или как там у них это называется.

– Все в порядке, – с тем же потрескиванием произнес динамик. – Мобильный телефон и любое другое электронное оборудование оставьте в шкафу у дверей, там ячейки с ключами. А потом – вон в ту серую дверь. Кнопка замка у меня, так что махните рукой.

Дверь открылась, и ввели Исака. Мистер Первый: в тюремных тапках на пластмассовой подошве и зеленой тюремной пижаме. Похож на бомжа.

– Римон, дорогой! – нарочито громко сказал Исак, пытаясь скрыть улыбку.

Дверь закрылась. Исак хохотал, наверное, с полминуты.

– Никола, а ты уверен, что твой папа – это твой папа?

– Сучий потрох. Это все, что я знаю о своем отце.

– Как и многие другие так называемые отцы. Но ты – настоящий. Я вижу. Ты не только говоришь на нашем языке, ты – наш. Настоящий брат.

Они сели за стол – как полагается по уставу, каждый по свою сторону стола. Никола собирался было начать приличествующий случаю вежливый разговор: как босс себя чувствует, как кормят, не тяжело ли всего с одной часовой прогулкой за сутки.