Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она произнесла:
— Этот Антон… Ну, что сказать?
— Что?
— Вот именно: что?
Мы еще несколько раз обменялись этими, исполненными глубокой задумчивости, репликами, и я уже приготовилась слушать, что она влюблена по уши и хочет уйти от Саймона, но Ники вдруг сказала:
— Придурошный какой-то. Что в нем Джемма нашла?
— Он тебе придурошным показался?
— Хм-мм… да. Он весь такой… супер. Такой… — следующее слово было сказано с неподдельным презрением, — энтузиаст. А этот акцент, а эти междометия — все сплошная фальшь.
— И ты не находишь его привлекательным?
— Ну, если кому нравятся двухметровые балбесы…
Тут было бы вполне уместно напомнить, что в Саймоне было всего сто семьдесят, из-за чего он обожал ковбойские сапоги на восьмисантиметровых каблуках. (И штанины его слишком длинных джинсов непременно должны были их закрывать.)
— Могу сказать, масть у него приятная, — добавила Ники. — Для ирландца. Совсем черный. Я думала, они все там русые и с веснушками.
— У него мать из Югославии.
— А, вот откуда эти скулы.
— Разве не восхитительные?
— Ну-ка, ну-ка… — Она что-то заподозрила.
— Жаль, у меня таких нет. — Это было справедливо, но Ники нюансов не поняла. Ее мимолетное подозрение улетучилось; да она и представить себе не могла, что я уведу у кого-то мужика. В том-то вся и соль. Никто от меня этого не ожидал. И меньше всего — я сама.
Я старалась держаться от него подальше. Господь свидетель, я очень старалась! Но знакомство с ним сдвинуло мой внутренний центр тяжести, и все элементы моего организма и моего сознания стронулись со своих мест. До сих пор я жила будто играючи. Внезапно моя жизнь набрала обороты и устремилась в глубокий тоннель, а я теперь изо всех сил пыталась удержаться на поверхности.
Почти полтора месяца, целых сорок мучительных дней, мы продержались, вежливо прощаясь друг с другом перед дверью, выбирая одиночество и честь вместо греха. Каждый раз я говорила свое «пока» совершенно искренне, но рано или поздно непреодолимое желание должно было взять верх, и в конце концов я сама сняла трубку и шепотом позвала его к себе.
У меня такое ощущение, будто в тот жуткий период я вообще не спала. Мы могли разговаривать ночь напролет, выдвигать все мыслимые аргументы за и против. Антон оказался куда прагматичнее моего. «Я не люблю Джемму», — сказал о». «А я люблю», — возразила я.
У меня были до него парни; начиная с семнадцати лет я была хрестоматийной серийной однолюбкой. За тринадцать лет — четыре с половиной мужика. (Половинкой был Эйден Макмэхон, который за девять месяцев знакомства переспал со мной всего два раза.) Каждого из них я искренне любила и перед расставанием проделывала все то, что принято делать в таких случаях, — рыдала на людях, напивалась, худела и уверяла всех и себя, что больше никогда никого не встречу. Но Антон был совсем другой.
Первая наша ночь произвела на меня неописуемое впечатление. Я физически чувствовала, как эмоции перекачиваются от меня к нему и от него ко мне, отчего дыхание мое замедлялось, словно мы находились под водой, и мы все больше превращались в единое целое. Это было намного сильнее секса, что-то почти мистическое.
Три раза мы решали все рассказать Джемме, и дважды я струсила.
— Независимо от тебя, — с грустью констатировал Антон, — Джемму я уже все равно не полюблю.
— Мне плевать! Уходи.
Но после нескольких часов разлуки от моей решимости не оставалось и следа, и в конце концов настал день, когда мы сели в самолет и полетели в Дублин.
О том, что произошло дальше, я даже вспоминать не могу. Даже сейчас, по прошествии стольких лет. Никогда не забуду ее последних слов: «Что посеешь, то и пожнешь. Знай: как ты его встретила, так его и потеряешь».
37
Зазвонил телефон. Это был кто-то из редакции «Дейли Эко» — по поводу интервью Марты Хоуп-Джонс. Они подбирали иллюстрации к тексту и хотели прислать человека за снимками моих ушибов после того, как меня «оставили на улице умирать».
— Меня не оставляли на улице умирать.
— Умирать, истекать кровью, зализывать раны — какая разница? Так как насчет фотографий?
— Не получится. Извините.
Немного погодя телефон опять зазвонил. На сей раз это была Марта.
— Лили, нам нужны эти снимки.
— Но у меня их нет.
— Почему?
— Нет… и все.
— Это сильно осложняет дело, — сказала она возмущенно, с какой-то прокурорской интонацией, и сразу повесила трубку.
Я тупо уставилась на телефон, потом воскликнула, обращаясь к Антону:
— Это кем же надо быть, чтобы фотографироваться после того, как на тебя напали на улице?
Район, где я жила, нельзя было назвать благополучным, однако я никогда не думала, что подвергнусь нападению. Будучи по натуре человеком сострадательным, к тому Же либеральных взглядов, я всегда сочувствовала грабителям и могла заявить в их защиту, что ими движет отчаяние. Я была уверена, что, попадись мне бандит на улице, он непременно распознает во мне свою заступницу и радетельницу.
Однако, если бы я дала себе труд задуматься, я бы поняла, что представляю собой идеальную добычу для грабителя. Чтобы отбить у бандита охоту на вас нападать, надо идти, выпрямив спину, излучая уверенность и владение навыками тэквондо. Сумку надлежит мертвой хваткой прижать к боку, а шагать твердо, не ведая преград.
Я же, напротив, хожу небрежной походочкой. Я как-то слышала, как мой босс в Дублине кому-то про меня говорил: «Идет так, будто с каждым деревцем и цветочком здоровается». Смысл в это он вкладывал оскорбительный, и цель была достигнута: я оскорбилась. Я не имела желания здороваться с каждым деревцем, но и воспринимать жизнь как монотонно крутящийся мельничный жернов, в который если попадешь — засосет и размелет, тоже не собиралась.
В тот вечер, когда на меня напали, я шла домой с автобусной остановки. Я возвращалась с совещания с представителями сети супермаркетов, которые затевали рекламную кампанию шпината, а от меня требовалось сочинить текст для листовки, которая будет раздаваться вместе с бесплатной порцией продукта. Вам это должно быть знакомо: там перечисляются содержащиеся в шпинате витамины и прочие его замечательные свойства. («Знаете ли вы, что в горсти шпината больше железа, чем в целом фунте свежей печени?») Дальше шел список знаменитых людей — любителей шпината.
(Разумеется, известные спортсмены… хм-мм…) И в завершение — новомодные и экзотические способы его приготовления. (Мороженое со шпинатом — не угодно ли отведать?)
Кто-то должен сочинять и такие листовки. Нельзя сказать, что я гордилась работой, но все же это было менее позорно, чем то, что я до этого делала в Дублине.