Всем своим телом она ощущала напряжение прошедшего дня. Но ее мысли не знали покоя. Они летели и сталкивались друг с другом, как в гонке стандартных автомобилей.

Элизабет сильно скучала по детям. Ей не хватало теплоты и нежности Эми и дерзких шалостей Николаса. Она чувствовала себя так, как будто детей у нее отобрали.

Из ванной комнаты, примыкавшей к спальне, вышел Стивен. Он положил вещи на стул, который стоял рядом с чемоданом.

Элизабет повернулась и взяла в руки его джинсы.

– Нам надо хотя бы обсудить это, – негромко сказала она.

Стивен возился с часами и предпочел промолчать.

Теперь женщина взяла его небесно-голубую рубашку.

– Стивен, мы не можем притворяться, что ничего не произошло. Мы пытаемся не говорить об этом вот уже двадцать четыре часа, но разговор неизбежен.

Элизабет прижала рубашку к телу, чтобы сложить ее. С каждым произнесенным словом она все яснее и яснее осознавала, что совершает предательство.

– Ты что, хочешь, чтобы мы жили в их доме, – вздохнул муж, – ели их еду, спали в их кровати и при этом обсуждали, сколько мы можем заплатить, чтобы их дочь убили?

– Ты сам читал письмо. Это будет или их, или наша дочь. – Руки Элизабет вцепились в рубашку.

Она знала Чарли с того момента, как девочке исполнилось четыре года, и любила ее, как свою племянницу, но не как дочь. Любовь к Чарли была на порядок слабее. Ее собственная дочь не была такой непоседой. Безмятежность Эми была спокойной и невозмутимой. Она всегда позволяла Чарли быть лидером во всем – ей было достаточно того, что они просто вместе.

И где бы они ни были сейчас, Элизабет молилась только о том, чтобы их не разлучили. Она была честна сама с собой и признавала, что Чарли была самой сильной из них двоих. Как раз неделю назад в сухом бассейне[47] старший мальчик врезался в Эми, и та вверх тормашками упала на землю. Элизабет занялась небольшой ранкой на локте дочери, но краем глаза наблюдала за действиями Чарли. Та подождала, пока мальчик не оказался на самом верху спуска в настоящий бассейн. Здесь он стал стучать себя кулаками в грудь, как Тарзан, а Чарли изо всех сил врезалась в него, да так, что он покатился по спуску головой вперед. При этом она громко выкрикнула: «Извините!»

Да простит ее господь, но Элизабет надеялась, что Чарли и сейчас защищает Эми, как делала это всегда. Однако эта надежда не помешала ей продолжить разговор.

– Мы должны хотя бы обсудить это, Стивен, – прошептала она, ненавидя себя за каждый произнесенный слог.

Элизабет говорила о приговоре одному ребенку ради спасения другого. Ее собственного. Но у нее реально не было другого выбора.

– Я должна знать, сколько мы сможем предложить.

Ну наконец-то слова, которые постоянно застревали у нее в горле, были произнесены. Элизабет знала, что никогда не сможет взять их назад.

– Ты не можешь говорить такие вещи серьезно. Неужели ты сможешь так поступить с ними?

– А ты что, не хочешь, чтобы Эми вернулась?

Всепоглощающее беспокойство Стивена о судьбе их второго ребенка выводило Элизабет из себя. Она любит своего мужа, но хорошо знает его слабые места. Почему он все еще не послал их предложение?

– Ты готов позволить нашей дочери умереть? – Она повернулась к мужу.

Тот сглотнул и отвернулся.

Бросив рубашку, Элизабет подошла ближе.

– Ты что же, думаешь, что на другом конце холла они сейчас не говорят о том же самом?

Стивен опустил голову на руки.

Неожиданно Элизабет почувствовала себя одинокой. А ведь они должны быть единой командой. И вдвоем бороться за жизнь их дочери. Но ее муж предпочел уйти с ринга.

– Роберт, скорее всего, уже позвонил в банк и своему бухгалтеру, – сейчас она говорила с его макушкой, – и всем остальным. А может быть, он уже сделал свое предложение. – Стивен встал с кровати и отошел в сторону.

Элизабет не отставала.

– Стивен, да что, черт возьми, с тобой происходит? Мы должны сделать все для того, чтобы спасти нашего ребенка.

– Убив ради этого чужого? – Он повернулся к ней лицом.

Элизабет отступила на шаг. Хотя муж и произнес эти слова, глаза его были совершенно пустыми.

– Стивен, я не… то есть я хотела сказать…

– Я просто не могу понять, что мы должны сделать. Это абсолютное варварство. – Муж опять отвернулся от нее.

В его голосе не хватало эмоций, поэтому она не поверила в эти слова.

– Сколько, Стивен? – спросила Элизабет. – Сколько денег мы можем собрать, чтобы сохранить жизнь нашей дочери?

Стивену не удастся отвертеться от ответа на этот вопрос.

Он опять сел на кровать. Его глаза бегали по комнате, как случалось с ним всегда, когда он начинал терять терпение.

– Стивен, отвечай мне. Сколько ты готов заплатить за жизнь Эми?

Его глаза заблестели. Очень хорошо. Ей и нужен эмоциональный ответ, который больше соответствует его сути.

– Не знаю. Все это сложно.

– Совсем нет. Ты же знаешь, чем мы владеем.

– Элизабет, сейчас уже поздно, – сказал муж, избегая ее взгляда.

– Давай же, Стивен. У нас ведь есть деньги на депозите?

– Лиз, прошу тебя, хватит. Ты ничего не понимаешь в финансах! – рявкнул он.

– Не говори так со мной. – Элизабет приблизилась к мужу. – Как быстро мы сможем организовать закладную на дом?

– Лиз, прекрати. Это безумие.

– Если мы продадим машины и драгоценности, то получится…

– Лиз, я в последний раз прошу тебя прекратить этот бред.

Элизабет замерла, поняв, что он так до сих пор и не ответил ни на один из ее вопросов.

Стивен стоял у окна, и она видела, как напряглись его плечи. Лучше всего оставить его сейчас в покое. Но она не может сделать этого.

Элизабет встала перед ним и заставила посмотреть себе в глаза.

– Скажи мне, Стивен, во сколько ты оцениваешь нашего ребенка?

Она еще успела заметить, как изменились его глаза, прежде чем он нанес ей первый удар по рту.

Пятимильный отрезок дороги от Пэдмора до Недертона был местами покрыт льдом. Не один раз заднее колесо мотоцикла почти срывалось в занос, а подъем по холму, ведущий к дому, больше напоминал лыжный слалом. И тем не менее Ким преодолела это расстояние всего за девять минут. Оставляя Дженни Коттон свои координаты, она совершенно не рассчитывала на то, что женщина позвонит.