Она наклонилась вперед, ее рука все так же лежала на рукоятке пистолета.

— И ты думаешь, мне не все равно, сдохну я в тюрьме или от пули, если перед уходом пристрелю одного поганого подонка, который строит из себя крутого, типа моего бывшего?

Она сверлила Хаундза глазами.

Хаундз снял очки и посмотрел на нее:

— Сочувствую вашим неприятностям.

Ее губы растянулись, она сняла руку с оружия и вытерла глаза.

— Ну да, в общем, нам всем есть что сказать.

Хаундз снова нацепил очки.

— Да, всем.

Резервистка наклонилась вперед и положила пальцы на клавиатуру.

— Обвинение?

Хаундз отколупал отслоившийся уголок картинки на груди его застиранной и растянутой черной футболки с «Металликой».

— Сопротивление. И нарушение общественного порядка.

Женщина постучала по клавишам.

— Это у нас код шестьдесят девять и семьдесят один. Хотите написать рапорт?

— Вот еще. Если его продержат за решеткой больше пары дней, тогда чего-нибудь напишу. Я про него целую поэму напишу, если его засадят.

Она кивнула:

— Понятно. Ладно. Давайте его сюда.

Хаундз схватил Парка за локоть и подвел его к стальной двери.

— Иди подожди свою подружку, кто там она у тебя. Тощий негр на лавке поднял бровь.

— Ну да, я ж тебя знаю. Знаю? Ну да, точно знаю. Хаундз пнул скамейку.

— Ты, придурок, что ты там бормочешь? Мужчина покачал головой:

— Я думал, я знаю этого мужика, вот и все. Хаундз взял Парка за плечо и развернул его:

— Вот этого козла?

— Ну да, хм, этого козла.

— Ты его знаешь?

Негр наклонил голову набок и прищурился.

— Я тебя знаю?

Парк посмотрел человеку прямо в глаза и кивнул:

— Да, ты меня знаешь. Тот ухмыльнулся:

— Я так и думал. Откуда?

Парк глянул на Хаундза, потом опять на негра.

— Я как-то раз тебя кинул. Мужчина выпучил глаза:

— А не врешь?

— Не, не вру. Продал тебе дурь, только не доложил. Тот покачал головой:

— И я покупал дурь у белого?

Он высоко задрал плечи и опустил их, вздыхая.

— Видали, но вот вам и причина, чтоб не связываться с этим дерьмом. Как же должен человек обдолбаться, чтобы покупать у белого? Где это видано, чтоб белый тебя кинул?

— Такой уж бизнес.

— Хрена, бизнес у него. Я не ширяюсь, и меня притянули за грабеж и за убийство. А ты тут за сопротивление, такой весь из себя белый пушистый дилер.

Парк на секунду закрыл глаза, думая, как бы все это остановить, нажав большую красную кнопку, просто поставить все на паузу и уйти от них, вернуться домой.

Он открыл глаза.

— Все мы ошибаемся.

Негр широко раскрыл рот, показывая гнилые зубы наркомана, и засмеялся.

— Да уж, прямо истину изрек. Прямо истину. Все ошибаются. Да еще какие, я тебе скажу. Да, я думал, я тебя знаю. Я думал, ты из другого места, но, выходит, не оттуда. Все ошибаются. Да уж, это точно.

Хаундз опять пнул по скамейке, и тощий негр прекратил смеяться.

— Так откуда ты его знаешь, оттуда?

Человек опять пожал плечами, даже всем своим телом, его цепи звякнули.

— Он же специалист. Он говорит, что дело было так, чего же мне ему не верить?

Хаундз повернулся к двери.

— Мог бы догадаться.

Резервистка положила палец на кнопку.

— А вы думали, они знают друг друга с тех времен, когда вместе служили в ЦРУ?

Она нажала кнопку, и зажужжал зуммер.

Хаундз потянул дверь.

— Просто было интересно, почему этого козла забрали. Он же не обычный козел, вот что я говорю. Да, козел?

Парк ничего не ответил.

Тощий негр опять засмеялся.

— Все ошибаются. Да уж, это точно. Все.

Держа дверь раскрытой, Хаундз дернул подбородком в сторону негра.

— А этого смешливого за что взяли?

Резервистка отпила из банки диетической колы, допила до конца.

— Поубивал всю семью. Бабушку и двух сестер, с которыми вместе жил.

Она достала еще банку из ящика стола и откупорила ее.

— Они все не спали. Все трое. Говорит, убил их, чтобы не мучились.

Хаундз уставился на негра, опять пнул скамейку и тихо сказал:

— Эй.

Человек протянул руку и покрутил звено цепи, ничего не ответив.

Хаундз прочистил горло.

— Ну и как оно прошло? Как они это приняли?

Человек не поднял глаз.

Парк пошаркал пяткой по полу, глядя на отцовские часы на запястье Хаундза.

— Ну и как, по-твоему, это могло пройти? Оставь его в покое.

Хаундз вдавил Парка в стену, сжал его шею пальцами и дважды грохнул головой о штукатурку.

— А ты что про это знаешь? Ты что знаешь про это? Заткнись, урод.

Резервистка кашлянула.

Хаундз отпустил шею Парка.

Парк посмотрел на человека на лавке, который возился с цепью; резервистка терла узел на шее; Хаундз сжимал и разжимал ладонь, которой держал Парка за горло.

— У меня жена. Я не какой-то особенный. Я знаю про это. У меня жена.

Никто ни на кого не смотрел.

Хаундз опять слегка пнул лавку, но тощий мужчина просто вертел цепь в руке.

Хаундз посмотрел на резервистку.

— Почему он сидит здесь, а не в камере?

Она развернулась на кресле.

— Составляет мне компанию.

Хаундз пропихнул Парка сквозь раскрытую дверь в зарешеченную комнатку:

— Пошли.

Он подождал, пока дверь закроется, зажужжит второй зуммер и откроется другая дверь на противоположном конце бокса.

Хаундз кивнул полицейскому с той стороны, отстегнул наручники с Парка.

— У вашей резервистки за стойкой уже крыша едет. Полицейский снял с пояса пластиковый наручник.

— Едет, не то слово. Хочешь поучаствовать? Мы тут делаем ставки, когда она окончательно рехнется.

Хаундз сунул наручники в карман.

— Хрень собачья. У тебя есть кто-нибудь? Полицейский помолчал.