Он снова намотал на нижнюю часть лица платок. И рванул наней халат.

Поняв, что он хочет делать, женщина начала извиваться подним.

— Поздно уже, — улыбнулся Волков, срывая с неенижнее белье, — уже поздно, моя дорогая, — он начал расстегиватьбрюки, — теперь уже поздно, — говорил он, тиская женщину.

Сопротивление было недолгим. Она ничего не могла сделать сосвязанными руками. Он насиловал ее грубо, жестоко, скорее причиняя неприятнуюболь и унижение от сознания своей беспомощности, чем действительно мучая ее.

Под конец она просто закрыла глаза, уже ни о чем не думая.Он начал удовлетворенно мычать, тиская ее грудь. И она почувствовала, какосвобождается левая рука. Она вспомнила о небольшом пистолете, который лежал унее в ящике стола, и снова начала извиваться, пытаясь высвободить руку. Он,самонадеянный, как и все мужчины, решил, что сумел возбудить ее по-настоящему,и удвоил свои усилия.

И в этот момент в дверь позвонили. Полковник выругался.Кажется, он взял с собой слишком исполнительных сотрудников. Он предпочелпрервать свое занятие.

— Все равно скажешь, — шепнул он женщине и,поднявшись, стал оправляться перед тем, как открыть дверь. Надел пиджак,лежавший на полу, положил в карман оружие.

Она уже почти высвободила руку. Он прошел к двери и, даже непосмотрев в глазок, открыл ее. На пороге стоял незнакомый Волкову человек.

— Кто вам нужен? — растерялся полковник.

— Вы, полковник Волков, — спокойно сказалнезнакомец, — я приехал, чтобы вас арестовать. Я полковник Сапин изспециальной инспекции КГБ СССР.

Он еще не договорил, как полковник судорожно начал доставатьпистолет.

Или просто хотел дотронуться до оружия, чтобы прийти в себя.За спиной пришедшего кто-то стоял. Волков дотронулся до своего пистолета, и вэтот момент прозвучал выстрел.

В этот день многое должно было проясниться. Ранним утромТернер спустился завтракать. Предусмотрительный Берден решил больше не выходитьиз номера. Вчера он сознательно принял приглашение Клейтона, решив посмотретьна обстановку в отеле. Но после того как в холле встретился с Хефнером, Берденрешил прекратить подобные эксперименты. Если в отеле был профессионал БНД,знавший его в лицо, то среди офицеров КГБ, безусловно, находившихся в отеле,вполне мог оказаться человек, также знавший Милта в лицо.

Тернер спустился вниз и, дождавшись, пока подойдет официант,сделал ему заказ. С собой он предусмотрительно взял несколько газет и теперь,развернув одну из них, стал читать.

— Вы разрешите? — вдруг раздалось над ним.

Он поднял глаза и только страшным усилием воли непоперхнулся. Перед ним стоял Кемаль Аслан. Утром обычно все завтракали в отеле,и тот решил выбрать место за столом, где сидел только Тернер.

— Да, конечно, — по-английски пробормотал Тернер.

— Вы говорите по-английски? — спросил Кемаль,усаживаясь напротив.

— Как видите, — пробормотал Тернер. Он представилсебе, как нервничают следившие за ними американские, немецкие и советскиеагенты. Но встать и уйти это самое глупое, что сейчас можно было сделать. И оностался за столом, почти физически чувствуя на себе взгляды многих людей. Емубыло неловко, словно он был раздетым.

Официант быстро принес его заказ и принял новый у Кемаля.

— Вы американец? — спросил Кемаль.

— С чего вы взяли? — удивился Тернер.

— Акцент. Вы из северных штатов. Так мне, во всякомслучае, кажется.

Наверное, вы мой соотечественник.

— Вы тоже американец?

— Да. Но я жил долгое время в Европе.

— Зато по вашему акценту трудно узнать, из какого выштата.

— Я сам не знаю, — улыбнулся Кемаль, — долгоевремя жил в Техасе, в Нью-Йорке, в Массачусетсе. Мне трудно определить какой-токонкретный регион.

— Уильям Тернер. Программист в компании «Майкрософт», —назвал знаменитую компанию Тернер, чьи дискетки он вводил в свои компьютеры.

— Кемаль Аслан. Бизнесмен. Вот моя визитная карточка. Ямного слышал о вашей компании, — он оглянулся по сторонам и протянул своювизитную карточку.

«Господи, — весело подумал Тернер, — меня ведь невыпустят отсюда живым, пока я не покажу всем эту визитку. Они решат, что я иесть его связной».

Он вдруг понял, почему Кемаль так охотно разговариваетименно с ним.

Ему нужен был любой собеседник, чтобы окончательно запутатьследивших за ним агентов ЦРУ. Они наверняка бросятся проверять разговорчивогособеседника Кемаля и потратят на это некоторое время и силы. А ему нужен быллишь один день. «Но здесь ему очень не повезло. Он подсел именно к агентуЦРУ», — подумал Тернер.

Когда принесли завтрак Кемалю, они замолчали оба. И теперьсам Уильям Тернер молча наблюдал за сидевшим напротив него человеком. Он нехотел признаваться даже самому себе, но чувства невольного уважения инекоторого восхищения были преобладающими в его отношении к советскомусупершпиону.

«Как же он выдерживал все это столько лет?» — ошеломленнодумал Тернер. Откуда черпал в себе силы семнадцать лет, разлученный с родиной,со своей семьей, со своими родными и близкими? Семнадцать лет невероятной,изнурительной работы, когда невозможно расслабиться ни на одну секунду. Оннезаметно смотрел на советского агента. Нормальные руки, чуть более удлиненныепальцы, как у аристократов или музыкантов. Наверное, в молодости он был дажекрасивее. Сейчас меньше волос. Десять лет назад он носил небольшие усы щеточкойнад верхней губой, делавшие его похожим на киногероев тридцатых годов. СейчасКемаль несколько располнел, поправился.

Как и прежде, умные, подвижные глаза. Четкие черты лица.Спокойный взгляд. Или это последствия чудовищной силы воли, когда невероятнымусилием ежечасно заставляешь себя не думать об опасностях? Тернер знал почтивсю жизнь этого человека за последние семнадцать лет. Знал, сколько раз оноказывался на грани провала, как попал в тюрьму и чудом вышел оттуда, сумевдоказать ФБР свою невиновность. Знал, как Кемаль терял своих связных. Знал, чтов Америке он оставил горячо любимую женщину и единственного сына. И даже знаниеэтого не позволяло Тернеру понять — почему? Во имя каких принципов действовалэтот человек? Неужели только для спасения прогнившего советского режимакоммунистов, обреченность которого уже видна невооруженным глазом? Или здесьбыло нечто другое?

Тернер вспомнил слова президента Эйзенхауэра. Тот однаждызаметил, что у «солдат коммунистических армий есть нечто такое, что позволяетим быть сильнее, чем солдатам демократических армий». Может быть, это «нечто»присутствовало и у Кемаля? И он тоже коммунистический фанатик? Неужели фанатикможет столько лет держаться на этом чувстве? Тоже не похоже. Фанатизм — сильноечувство. И безрассудное. Оно сжигает человека, не позволяя разуму преобладать.