Я не знал, куда все подевалось. Еду для меня готовили и приносили на стол, или я находил ее остывающей на столах или полках. Я открывал ящики и шкафы без всякого смысла, смотрел на столовые приборы, миски и сложенные полотенца. Меня начинало переполнять отчаяние. Где же еда?

Я нашел бочки с мукой и овсом и пришел в ярость, потому что не мог их есть просто так, а времени готовить у меня не было. Мое тело требовало еды немедленно. Наконец в одной из корзин я обнаружил вялую репу — мне было не до капризов, и я вонзил в нее зубы.

— Я нашел твоего отца, — тем временем заговорил сержант, — у двери в комнату Росса. Твой брат умер, Невар. Мать и старшая сестра тоже.

Я стоял перед ним, жевал, слушал, и мое сердце захлестывало такое огромное горе, какого мне еще никогда не доводилось испытывать. Когда чума пронеслась по Академии, я потерял товарищей и преподавателей, которых уважал. Их смерть потрясла меня и причинила боль. Но известие о том, что мать, Росс и Элиси покинули меня, словно в одно мгновение, заставило мой разум оцепенеть. Я рассчитывал разделить с ними остаток жизни. Надеялся, когда постарею и не смогу больше служить королю, вернуться в поместье Росса и поселиться с ним. Я представлял, как помогу растить его собственного сына-солдата и увижу, как Элиси станет женой и матерью. Меня покинула и моя нежная, добрая мать, моя сила и защита. Все они оставили меня.

И тем не менее пища, которую я жевал, наполнила мой рот неслыханным удовольствием. Мякоть ее была сладкой в сравнении с горьковатой шкуркой. Возможность наполнить чем-то рот после стольких дней лишений привела меня в исступленный восторг. Неожиданно я понял, что, поглощая пищу, я не только впитываю жизнь, но и побеждаю. Я снова выжил, и мое тело ликовало, несмотря на слезы, наполнившие глаза из-за моей потери.

Дюрил не сводил с меня напряженного взгляда.

— Ты не собираешься идти к нему? — спросил он меня наконец.

— Дай мне немного времени, сержант, — хрипло ответил я, медленно покачав головой. — Я много дней провел без еды и воды. Позволь мне набраться сил перед встречей с ним.

По его лицу пробежала тень осуждения, но он не стал со мной спорить и подождал, пока я доем репу. Я предложил ему присоединиться ко мне, но он молча покачал головой. Когда репа закончилась, я нашел миску с изюмом и, сев за стол, принялся есть его руками, одну тягучую липкую горсть за другой. У изюма был потрясающий вкус. Однако чем больше я ел, тем острее становилось осознание моей утраты.

Меня снова затопило ощущение двойственности. Спек во мне радовался, что ему удалось выжить, а Невар только что потерял большую часть своего мира. Я посмотрел на Дюрила.

— Пожалуйста, расскажи мне все, что тебе известно. Я провел запертым много дней. Ни еды, ни воды, ни новостей.

— Да, я вижу, — мрачно подтвердил он. — Это займет немного времени. Болезнь пришла из Излучины Франнера. По крайней мере, я так думаю. Все произошло очень быстро. Твой отец и брат отправились выяснить, что происходит, когда доктор Рейнолдс сообщил им про умирающую семью. Твой отец сильно встревожился, и они с Россом вернулись сюда, чтобы продумать карантин. Но на следующее утро выяснилось, что они опоздали. — Он покачал головой. — Болезнь распространилась по городу, точно лесной пожар. Ей каким-то образом удалось перебраться через реку. Росс слег на следующий день. Твоя мать заразилась, ухаживая за ним. К этому времени все, кто еще мог двигаться, уже бежали подальше от чумы. Я сделал все, что мог, Невар. Я отправил скот и лошадей пастись, больше я ничем им помочь не мог. Я заболел следом за твоей матерью и до сегодняшнего дня мало что знал. В конце концов я решил, что выживу, выбрался из постели и приковылял сюда. Во дворе я видел четыре накрытых трупа — не знаю чьих и как долго они там лежат. Запах ужасный. Похоже, почти все слуги ушли; по крайней мере, я надеюсь, что ушли, а не лежат мертвыми в своих постелях или где-нибудь еще. Я не стал обследовать комнаты — хотел первым делом отыскать тебя. Не знал, что твой отец тебя запер, парень. Это чудо, что ты выжил. Что ты там ел и пил?

— Ничего.

Он посмотрел на меня с сомнением.

— Ничего. Я ничего не ел и не пил несколько дней! — Я тряхнул головой, удивленный сомнениями Дюрила, но сдался. — У меня нет времени убеждать тебя в этом, сержант. Но это так. Какой бы магии меня ни отдал Девара, она невероятно сильна. Я много спал, и мой сон был очень глубоким. Наверное, как у медведя зимой. И я по-прежнему достаточно голоден, чтобы съесть лошадь. Но…

— Но ты ничуть не похудел. Правда, кожа у тебя какая-то странная. Тусклая. Как у мертвеца.

— Знаю.

Я не знал, но подозревал, что это так. Я потер лоб, и кожа под пальцами показалась мне странно толстой и какой-то резиновой. Тряхнув головой, я отбросил размышления об этом в сторону.

— Я должен идти к отцу, Дюрил. А потом сделать то, о чем ты говорил, — проверить одну за другой все комнаты в доме.

У меня до сих пор все сжимается внутри, когда я вспоминаю слова, которыми отец встретил меня. Он сидел на стуле с прямой спинкой перед дверью комнаты Росса и повернул голову, заслышав мои шаги.

— Ты, — сказал он. — Все еще жив. Все еще жирный, как боров. А мой сын Росс мертв. Почему добрый бог пощадил тебя и забрал Росса? За что он так со мной обошелся?

У меня не было ответа на его вопрос тогда, как нет его и сейчас. Он выглядел ужасно: худой, измученный, неопрятный. Я заставил себя не обращать внимания на его слова.

— Ты болел? — сдержанно спросил я его.

Он лишь покачал головой.

— Что мне теперь делать, отец?

Он прикусил нижнюю губу. Затем встал, лицо его подергивалось, как у испуганного ребенка.

— Они все мертвы! Все до одного!

Неожиданно он завыл и сделал несколько неуверенных шагов, но это к Дюрилу он направился за утешением, а не ко мне. Сержант подхватил его и прижимал к себе, пока он всхлипывал. Я стоял в стороне, не допущенный даже к его горю.

— Ярил? — спросил я, когда он, как мне показалось, начал потихоньку успокаиваться.

— Я не знаю! — выкрикнул он, словно я нанес ему свежую рану. — Когда заболела Элиси, я испугался, что потеряю всех своих детей. Я отправил Ярил и Сесиль во владения Поронтов. Я отослал мою малышку, совсем одну. В доме не осталось слуг, которые приходили бы на звонок, и мне пришлось отпустить их без сопровождения. Одному доброму богу известно, что с ней сталось. На дорогах встречаются всякие люди. Я молюсь, чтобы они благополучно добрались до Поронтов, чтобы те впустили их.

Он разрыдался, а потом, к моему ужасу, осел на пол и остался лежать.

Когда я попытался его поднять, он начал слабо отбиваться, словно не мог стерпеть моих отвратительных прикосновений. Я переглянулся с Дюрилом и дал отцу время выплакаться. Увидев, что он окончательно выдохся, я снова наклонился, чтобы поставить его на ноги. Мне пришлось неловко опуститься на одно колено, поскольку мне мешал собственный живот. Странно, но я оказался достаточно силен, чтобы с легкостью поднять его на руки.