– Хорошо. Можешь удалиться в свои покои. За артефактами я приду позже.

Я склонил голову, опасаясь, что хранитель заметит свет магии в моих глазах. Убраться из зала Совета надо было как можно скорее, и за дверь я почти выбежал, не обращая внимания на взгляды и голос Аярны, которая пыталась броситься за мной следом.

– Варлений, – одними губами произнес я. Он возник сразу. – В покои…

* * *

В комнату я ввалился, уже теряя сознание от боли, что билась внутри меня, лишь успел отдать распоряжения духу. Все же не зря древние вкладывали силу в предметы: живое тело не способно удержать ее. Она разрывает внутренности, меняет кровь на жидкий огонь, перекраивает структуру кожи, мышц и сухожилий. Подстраивает под себя, убивая организм…

– Никого не впускать, разорвать контур, – падая на колени, приказал я.

Перед глазами темно, попытался нащупать хоть какой-то предмет, но под ладонями лишь мягкие шкуры. Не то… все не то…

– Линтар? – Голос у Евы встревоженный, и мне хочется успокоить ее, сказать, чтобы она не боялась, но силы заканчиваются. Магия артефакта добирается до сердца, прикасается острым кончиком, словно зверь – когтем, а потом впивается уже целиком…

Очнулся на полу. На теле лишь лоскуты вместо одежды, даже от ремней с оружием остались только ошметки, а сами клинки, оплавленные, валяются в стороне. Ничего себе я горел… И сразу сердце сжалось от страха за Еву. Перевернулся на живот. Моя дикарка сидела в кресле, закинув босые ноги на подлокотник, и вертела в руках грифель. На ее коленях лежали листы бумаги.

– Выспался?

Я чуть улыбнулся. Неужели моя дикарка шутит?

– А ты решила с утра заняться творчеством? – хмыкнул я.

– Созиданием, – негромко ответила она. – И, кстати, пока ты спал, нам пытались выломать дверь.

Я снова хмыкнул. Не сомневаюсь, что пытались. Все же старейшины не дураки и отсутствие магии в артефакте распознали довольно быстро. Но Хром не учел некоторые моменты. Во-первых, дух Ранххара подчиняется не его повелителю, а лично мне: это мой кровный предок, который питается моей силой и связью рода. А во-вторых, войти в комнату, которая находится в разорванной линии силы, без моего согласия невозможно. Ведь я всегда готовлю запасной вариант.

Встал на колени возле ее кресла, подпер подбородок ладонью.

– И какой же предмет ты вложила мне в руку, дикарка? – с улыбкой спросил я.

Она пожала плечами:

– У тебя артефакт Идегоррии, у меня – Ранххара. Думаю, это справедливо, Линтар. Ты вернешь мне медальон и отпустишь меня, а я отдам… то, чем стал твой перстень.

– Торгуешься? – положил ладонь на ее ногу, медленно провел, чувствуя, как начинаю заводиться. – Разве я не говорил, что ощущаю наследие драконов кровью? – Еще одно прикосновение. Какая же у нее кожа… хочу почувствовать ее губами. Наклонился, поцеловал ей бедро, медленно лизнул.

– Не в этот раз, Линтар, – насмешливо ответила Ева. – Этот артефакт ты не почувствуешь.

– Ты думаешь? – прикрыл глаза, пытаясь отвлечься от ее запаха и желания, которое уже струилось по венам огнем. Настроился на кровь… И… ничего! Ни малейшего отголоска. Ни зова, ни капли ощущения артефакта! Совсем!

Ева смотрела насмешливо, приподняв красивую темно-рыжую бровь.

– Где он? – обманчиво мягко спросил я.

* * *

Все же Тара дала нам с Люком неплохое воспитание. И когда Линтар ввалился в комнату, а дух запечатал ее от проникновения, я сразу поняла, что арманец умирает от магии. Слишком сильной, чужой, разрушительной. Столь мощной, что его глаза вспыхивали всеми оттенками и цветами, а тело изменялось. Увеличивались ноги и руки, становясь звериными лапами, а из спины вырывались черные крылья. Он обращался, но тело арманца не могло справиться с чужеродной силой, не выдерживало, и даже почти моментальная регенерация не помогала. Такой поток древней магии не сдержать живому существу.

Линтар горел синим пламенем, чужеродным, отличным от его – алого.

Я колебалась, не зная, что предпринять. Еще немного, и арманец умрет. Его руки с отросшими черными когтями скребли пол, шарили по доскам в поисках чего-то, но подняться он уже не мог. Смотреть на это было безумно страшно, приблизиться – тем более. Но и стоять в стороне, наблюдая, я тоже не могла. Решившись, шагнула к нему, вложила в ладонь свой грифель и зашептала слова для передачи магии. Их написал когда-то дедушка, и я понадеялась, что живые строчки созидающих подействуют на арманца. Какое-то время ничего не происходило, а потом грифель вспыхнул, становясь новым артефактом.

Полная передача силы закончилась, но арманец в себя не пришел. Я осторожно его перевернула, рассматривая кожу, на которой сейчас не было рисунков. Ни одного, даже брачная метка с плеча исчезла, словно выжженная магическим пламенем. Грифель выкатился из ладони Линтара, став обычным стержнем. Я подобрала его и засунула в карман. Что с ним делать, я пока не понимала, решила разобраться потом. Прежде надо привести в чувство арманца. К тому же я слышала в коридоре какие-то крики и удары, очевидно, что в покои пытались прорваться. Снова тряхнула его.

– Да приди же в себя! – сквозь зубы прошипела я, выливая на Линтара кувшин воды. Потрясла его, пытаясь уловить дыхание. Синего пламени больше не было, и, кажется, арманец возвращался к жизни.

Я прикоснулась к его груди в лохмотьях рубашки. Теплый. Дыхание глубокое и тихое. Я окинула его возмущенным взглядом, потом вздохнула с облегчением и отошла к окну.

* * *

Ранххар очень красив. Первый раз я попыталась нарисовать его в шесть лет. Отец тогда сильно испугался… Я помню его лицо, когда он смотрел на мой детский рисунок акварельками. Бледное, с красными пятнами на скулах и сжатыми до скрежета зубами. Помню совет магов и провидцев, хриплый голос отца, который требовал объяснить, почему его дочь нарисовала ЭТО? Я тогда сидела в углу и не понимала, за что папочка на меня злится. Провидцы что-то долго и нудно говорили о пересекающихся воспоминаниях, о духах, искуплении и предназначении, но, конечно, я ничего не поняла. Просто запомнила перекошенное лицо отца и то, как он сидел, обхватив голову руками. Тогда я так испугалась, что несколько лет не возвращалась к тому страшному рисунку. А потом… потом снова нарисовала его. Меня манил этот пейзаж и эти краски, манила местность, которую я наивно считала лишь плодом своего воображения. Отец не сказал, что этот город существует, хотя, несомненно, он узнал Ранххар.

Откуда в моей голове взялась эта картинка, я так и не поняла. Если будет возможность увидеть Идегоррию и нашего провидца, нужно будет расспросить подробнее. Если он жив, конечно. Кто остался живым в моем дворце?