– Того, кто не курит и не пьет, ночует только дома и отзывается о партии и правительстве исключительно положительно.

– Ты, я вижу, – вздохнул Иван Петрович, – совершенно не настроена на сотрудничество.

– Быть вашим сексотом – нет, не настроена.

– Ох, Галина, ты слишком самонадеянна и высокомерна. Похоже, тебе грозит опасность оторваться от коллектива.

– От коллектива? Это от вас лично, что ли?

– Да! Да, от меня. Не забывай: от меня здесь многое что зависит. И поэтому тебе со мной совершенно не следует ссориться.

– А я и не ссорюсь.

– Я вижу. И в Кремле, и сейчас.

– Что вы от меня хотите? – спросила она, и голос ее прозвучал устало и даже, против воли, слегка томно.

Во взгляде генерала проявилось неприкрытое вожделение. Он с хрипотцой проговорил:

– Иди ко мне. Сейчас.

– Знаете что, товарищ генерал? – напрямик сказала она. – Идите к черту.

Он грозно сжал губы, расширил ноздри:

– Ты в космос – хочешь полететь? А карьеру в полку сделать?

Слово «космос» имело над ней тогда роковую, неизъяснимую власть и сладость, и она, презирая себя и стыдясь, шагнула к нему.

…А когда он овладевал ею прямо на железной, с шишечками, кровати – на которой, как говорят, спал перед стартом Юра Первый, – она вдруг поняла, зачем он тогда, год назад, убедил ее пойти в космонавтки, а потом пробивал и поддерживал ее назначение. Генерал просто не верил, что она, несмотря на весь комфорт, которым он окружил ее, – Дом правительства, нянька, двухсотая секция Гума, – останется в итоге вместе с ним. Ему требовалось, чтобы она была зависима от него – самым непосредственным, военным образом, чтобы он мог ею командовать, строить и унижать. Он именно так привык в войну вести себя со своими ППЖ – походно-полевыми женами, – и других моделей отношений между мужчиной и женщиной в его голове, наверно, просто не сохранилось. Таких, чтобы имелись любовь, понимание, уважение, ласка – лучше взаимные. Нет, Провотворову милее – даже если он в этом никогда не признается и сам не осознает – оказывалось иное: ать-два, подойди сюда, хочешь доппаек или в космос полететь – раздвигай ноги. Можно было пожалеть его, чурбана неотесанного, – но кто бы лучше пожалел саму Галю?

Кстати, корабль к Венере так и не улетел. На орбиту вокруг Земли вышел, а потом начались сбои, двигатели четвертой ступени не запустились, в результате он остался новым спутником родной Голубой планеты. О нем даже ТАСС не сообщил, только американские радары зафиксировали появление нового, огромного, пятитонного космического объекта.

1963 год.

Воронежская область.

Галя

На декабрь ей, как и всем девочкам-космонавткам, дали отпуск.

Она забрала Юрочку из сада и от Владика и уехала к маме в поселок, в родную Воронежскую область.

Декабрь не лучшее время отдыхать – кругом снега, темнеет рано, и печь в избе приходилось топить дважды в день. В сараюшке за стенкой ворочалась и вздыхала корова.

Мама всю жизнь была учительницей. И всю жизнь, кроме тех времен, когда по ним дважды прокатился фронт, держала свое хозяйство. И корову обязательно, а иначе как выжить? «В городе ни масла нет, ни мяса. За молоком очереди, – рассказывала мама. – А ко мне уполномоченные ходят. Избу рулеткой обмеряют, хлев. Выясняют, где я корма для Зорьки взяла – не украла ли. Выспрашивают, кому молоко, яйца продаю и почему налог не плачу. Частной собственницей называют. Куркулихой. Отжившим элементом. Зорьку четвертый год подряд уговаривают в колхозное стадо сдать! А я видела, что они творят с тем стадом колхозным – р‑раз, и на мясо. Вон, посмотри, в поселке – перед войной стадо голов сорок было. А сейчас – две, у меня и у Бобылихи».

– Ладно, мамочка, не переживай, пустое. Это перегибы на местах.

– Ага, Никитка обещал Америку по молоку и мясу превзойти – теперь что-то не слыхать про те обещания. Теперь они коммунизм строят. А меня в коммунизм с моей коровенкой не возьмут. Ну, и чем питаться там будут, в коммунизме? Программой партии?

Юрочку бабушка баловала, и он ее немедленно полюбил. Даже о папе, оставленном в Лосинке, не вспоминал. Долгими вечерами, после дойки, они играли в настольные игры, которых у мамы оказалось множество, а когда укладывали сыночка, читали друг другу вслух, как бывало в школьные Галины годы, Тургенева и Гарина-Михайловского. И молодая женщина все чаще думала: а нужен ли он ей вообще, этот космос? Не вернуться ли сюда? Пить парное молоко? Нежиться в объятиях мамы? Пойти преподавать в школу – как раз у них ставка учителя иностранного не занята. Мамочка давно уж пенсию выработала (хоть понемногу пока преподавала), будет с внуком сидеть.

Вместе встретили Новый год. Первого приходил Мишка, одноклассник. Неженатый, между прочим. Он тоже отучился в педагогическом, только в Воронеже, и вернулся учительствовать в родной поселок. Мамочка (которой Галя рассказала обо всех перипетиях в своей жизни, кроме, разумеется, строго секретной эпопеи с космосом) шепнула: «Подмечай». Но Гале настолько хватило неудач с мужем, Провотворовым, Нелюбиным, что она даже смотреть теперь в сторону мужчин не могла, даже на распрекрасного Мишеньку.

С мыслью все обдумать и желанием переменить свою жизнь она села на поезд до Москвы. И мама напоследок шепнула: «Возвращайся! Будет тебе летать! Где родилась – там и пригодилась».

Москва.

Владик

Владик Новый год встречал у Кудимовых. Почему бы и нет? Радушные, хлебосольные хозяева. Дом полная чаша. История с убитой Жанной забылась – словно была в прошлой жизни.

А ему отсутствие Юрочки только на руку. Смог он наконец погрузиться в работу – а то сыночек отвлекал, конечно. Вовсю занялся конструкцией нового корабля – «Союза». И его непосредственный начальник Феофанов, и сам Королев торопили: надо не позже шестьдесят четвертого года провести летно-конструкторские испытания, а в шестьдесят пятом «Союз» должен уверенно летать! Нас ждет Луна! Американцы могут обогнать! Слово «Марс» не произносилось, как завиральное, однако Владик знал – от мамочки своей, наверное, – что у Сергея Павловича это главная цель.

Сразу после Нового года мама пожаловала из своего Энска – да с бабушкой, Ксенией Илларионовной. Антонина Дмитриевна приехала на курсы повышения квалификации, а бабушку взяла, чтобы с Юрочкой для сына ситуацию облегчить.

Так что, когда Галя с ним вернулись, мальчик сразу из объятий одной бабушки попал в другие две любящие пары рук, бабки и прабабки. Поселились все четверо, разумеется, на съемной Владиковой квартире в Лосинке, и Иноземцев стал как сыр в масле кататься: мама жарила блинчики и оладушки, Ксения Илларионовна с правнучком гуляла и купала – самое время Владику было, чтобы заняться общественно полезным трудом на благо советской науки и конструкторской мысли.