Вероника оглянулась в поисках смотрителя зала. Та пристроилась на стуле в углу, так что не сразу заметишь. Женщина пенсионного возраста, должно быть, подрабатывала в музее. Работа была не пыльной: сиди себе целый день да смотри по сторонам. Люди не жаловали музей. Вероника уже полчаса, как бродила по залам, и пока не встретила ни одного туриста. Похоже, она единственный посетитель.

— Можно у вас кое-что спросить? — обратилась Вероника к смотрительнице.

Та, уперев руки в колени, поднялась со стула, с которым едва ли не срослась, и подошла к Веронике. Синий форменный халат с трудом сходился на массивной груди. Сбоку болтался бейджик, на нем значилось имя женщины: Мария Викторовна Седых.

— Расскажите, пожалуйста, о семье Севериных, — попросила Вероника и, испугавшись, что ей откажут, добавила: — Мне контролер на входе сказал, что я могу узнать все, что меня заинтересует, у смотрителя зала.

Женщина улыбнулась, и ее испещренное морщинами лицо преобразилось. Выцветшие глаза потеплели. Она обрадовалась, что кто-то проявил интерес к экспонатам.

— Это Арнольд Северин – первый владелец фабрики из этой семьи, — принялась она вещать, указывая по мере рассказа на фотографии со стендов.

Смотритель долго перечисляла факты из жизни Арнольда, которые и так были известны Вероники. Но она внимательно слушала, вдруг та скажет что-нибудь дельное.

Когда Мария Викторовна шагнула к стенду с историей Леопольда, Вероника перебила ее вопросом:

— Скажите, откуда у Арнольда было столько денег? Я смотрю на фотографии и вижу, что он не бедствовал. Вот здесь он на «Победе». Разве это не самая дорогая машина в ту пору? У директора ткацкой фабрики была такая большая зарплата?

— «Победа» была не только дорогим автомобилем, но и достать ее было сложно, — кивнула смотрительница. — Сыграли роль связи, с ними у Арнольда был полный порядок. Он приторговывал из-под полы костюмами и платьями. Поговаривали, что существовал подпольный цех, где шили одежду исключительно для партийных чиновников и их жен.

— Так вот откуда деньги, — пробормотала Вероника.

— Леопольд, сумев благодаря связям отца занять место директора спустя пятнадцать лет после его смерти, продолжил практику отца.

— А кто управлял фабрикой после гибели Арнольда?

— Друг семьи, — смотрительница назвала имя и фамилию мужчины, но они ничего не говорили Веронике. — Частная собственность была запрещена в то время, но городок был маленький. Вся жизнь крутилась вокруг фабрики. Все, так или иначе, знали, что фабрика принадлежит Севериным. Такие были порядки. Поэтому, когда Леопольд окончил университет, он первым делом возглавил фабрику.

Женщина подвела ее к стенду с фотографиями Леопольда. Поначалу Вероника смотрела на них равнодушно. Она уже видела фото Леопольда в комнате Изольды Карловны, а на Светлану Георгиевну и вовсе не хотелось глядеть лишний раз. Но именно последняя заставила ее задержаться перед стендом.

— Что это? — Вероника обращалась, прежде всего, к себе, не осознавая, что говорит вслух.

— О чем вы? — переспросила смотрительница.

Вероника стояла напротив фотографии Леопольда и его жены. Их сняли на каком-то общественном мероприятии. Оба были одеты по высшему разряду, что не удивительно для управляющих крупной ткацкой фабрикой. Но куда любопытнее нарядов было ожерелье на шее Светланы Георгиевны. Даже на черно-белой фотографии Вероника, не разбираясь в драгоценностях, уловила, что ожерелье невероятно дорогое.

— Это бриллианты? — спросила она.

— Трудно сказать, — женщина близоруко сощурилась, разглядывая фото. — Леопольд и его супруга славились любовь к драгоценностям. Они скупали их в огромных количествах. Деньги в то время редко хранили в банке. Особенно заработанные нечестным путем. Недвижимость было не купить. Вот и вкладывали в золото да бриллианты.

— И где они сейчас?

— Кто знает? — пожала плечами женщина. — Хранятся, наверное, в сейфе у владельцев.

Веронике показался подозрительным быстрый ответ смотрительницы. Она пристально на нее взглянула и та не выдержала:

— Вот вас, молодежь, только клад и занимает. Нет вам дела до истории.

— Какой еще клад?

— Драгоценности пропали после смерти Леопольда, — произнесла смотрительница. — Он якобы спрятал их где-то, а где именно никому не сказал. И вроде они хранятся там по сей день.

— Вот как, — Вероника пошла к выходу, бросив на прощание: — спасибо!

— Постойте, — окликнула Мария Викторовна. — Вы же не осмотрели четвертый зал. Там у нас история рабочего движения. В революцию здесь проходили массовые забастовки.

— В другой раз непременно туда загляну, — на ходу бросила Вероника.

— Вот так всегда, — все ворчала смотрительница. — Вечно молодежи трагедии да тайны подавай. Никому нет дела до истории.

Вероника вылетела на улицу из музея, чем немало напугала контролера. Притормозила она только перед светофором и то потому, что горел красный свет.

Наконец, все встало на свои места. Последний кусочек мозаики идеально сошелся с общим рисунком. Драгоценности все объясняли! Она-то ломала голову: отчего Светлана Георгиевна так держится за дом? Почему не съедет? Не продаст его, пока это еще возможно? Ведь содержать огромный особняк с ее скудными доходами ой как не просто. Причина была банальна: свекровь по сей день не теряла надежды отыскать припрятанные Леопольдом драгоценности. Если бы речь шла о купюрах, она бы давно сдалась. Но золото и камни не теряют в цене. Сейчас они стоят, может статься, больше, чем когда их приобрели. Это же настоящее богатство!

Вероника представляла ход мыслей Светланы Георгиевны: Леопольд не успел передать драгоценности любовнице. В противном случае она бы не ютилась в однокомнатной хрущевке. Но он точно намеривался забрать их с собой и для этого спрятал. Сделать он это мог только в доме или где-то поблизости. Вряд ли он кому-то доверил драгоценности. Ведь от их сохранности зависело его будущее. Удобнее всего было держать их под рукой, чтобы в любой момент иметь к ним доступ.

Светлана Георгиевна знала про драгоценности. Они принадлежали ей до того, как пропали. Но прошло тридцать лет. Неужели свекровь верит, что их еще можно отыскать?

Веронику так и подмывало напрямик спросить об этом у Светланы Георгиевны, но это будет ее последний вопрос. Сразу после этого свекровь выставит ее из дома. И на этот раз навсегда.

Как только Вероника оказалась в машине, возбуждение сменилось апатией. Она застыла, положив руки на руль. Сегодня она не успеет отвезти бумаги на экспертизу. Завтра надо будет ехать в столицу, а потом еще неделю ждать результата. Что ж, по крайней мере, у нее будет целая неделя спокойной жизни. Можно будет расслабиться и на время забыть о проклятиях и убийствах.