этот раз он не проиграет, что сделает все, что нужно. Митя не мог упустить такой шанс. Ведь, в конце концов, неважно, как мы воспитываем наших детей и что мы им говорим. Важно, что мы сами при этом делаем.

– Мы возвращаемся в столицу, Мотя.

– Что? – Тим и Матвей воскликнули одновременно.

– Если не получается решить проблемы на месте, мы будем решать их наверху. У меня есть бывший пациент из профильного министерства. Я его с того света вытянул, он просил обращаться, если вдруг что. Пришло время получить долг.

– И когда же мы едем? – после паузы поинтересовался Матвей.

– Сейчас, – объявил Митя, заводя двигатель и направляясь к выезду из города.

* * *

Регина проснулась рано, за несколько минут до восхода солнца. Это уже вошло в привычку. Сквозь щели в рассохшихся рамах в комнату просочилась утренняя сырость, было прохладно. Но Регина все равно заставила себя встать, распахнуть настежь окно, мигом юркнуть в кровать и закрыться одеялом почти по уши. В комнату заполз туман. Утренние птицы уже не пели – почти все отчалили в теплые края. Но воздух был на удивление свежим, Регина уже не представляла, как раньше она могла спать с закрытыми окнами при работающем кондиционере.

Она чутко прислушивалась – не придет ли Андрей. Помимо вечерних посиделок, у них еще вошло в привычку выходить на рассвете к реке и сидеть там какое-то время, закутавшись в теплые пледы. Словно в приторной романтической драме.

Иногда они о чем-то говорили. Иногда Андрей читал стихи. Больше всех ему нравился Омар Хайям. Не только избитое и затертое «В одно окно смотрели двое», но и другие, менее известные вещи.

                Тот, кто следует разуму, – доит быка. Умник будет в убытке наверняка! В наше время доходней валять дурака, Ибо разум сегодня в цене чеснока.

Регина мало говорила, больше слушала. Ей уже не хотелось спорить, зубоскалить и дерзить. Как это ни странно, но Андрей говорил вещи, которые всегда находили в ней отклик.

Как-то они говорили о смерти. Тема, которую Регина ненавидела и всеми силами старалась избегать.

– «Настоящий мужчина – тот, кто боится смерти своего сердца, а не смерти своего тела. В то время как большинство людей боятся смерти своих тел, не обращая внимания на смерть своих сердец», – процитировал Андрей одну из своих любимых цитат, в которой в последнее время находил утешение.

– Как хорошо, что я не настоящий мужчина, – слабо усмехнулась Регина. – И не надо про то, что все мы смертны, что бояться надо живых. Знаешь, это не очень-то помогает.

– Но неужели жизнь с умершим сердцем лучше?

– Не знаю. – Регина передернула плечами. – Но знаю, что с этим тоже можно жить.

– Так и не скажешь, кто тебя так обидел? – в очередной раз поинтересовался Андрей.

– Никто. Я сама. Сама во всем виновата, – опустила голову Регина.

– Знаешь, если ты будешь это твердить, то жить ты не сможешь. Тебе будет лишь казаться, что ты живешь, но на самом деле жить будет твое тело. А тебе ведь этого не хочется?

– Откуда ты знаешь, чего мне хочется? – вздохнула Регина.

– Если бы ты не хотела жить, ты бы давно утопилась. – Регина с трудом удержалась, чтобы не измениться в лице.

Знала, что Андрей внимательно за ней наблюдает, и не хотела еще больше раскрываться перед ним. Он и так уже залез ей под кожу и, казалось, рассмотрел, что творится у нее в сердце.

– Я хорошо плаваю, – криво усмехнулась она.

– В том-то и дело, Регина, – в тон ей усмехнулся Андрей. – Если бы ты не хотела жить, ты бы не училась плавать. И не стремилась бы так научить плавать других. Теперь осталось только признаться себе в этом, простить себя и начать жить по-настоящему.

Регина не нашла что ему ответить.

– Знаешь, почему с Алиской у тебя не сразу получилось? – поинтересовался Андрей после небольшой паузы.

– Почему? – ощетинилась Регина. – Потому что я недостаточно хороша для нее?

– Нет, вовсе нет, – покачал головой Андрей. – Потому что дети тянутся к жизни, а в тебе ее нет. И девочка это инстинктивно чувствует. Если бы ты жила по-настоящему, то и ребенку было бы с тобой хорошо. Вы бы обе тянулись к солнцу.

У Регины все не выходил этот разговор из головы. И ей хотелось его продолжить. Она и сама не заметила, как Андрей из врага постепенно превратился в кого-то вроде наставника, как ни странно это было осознавать. Она, как героиня детской сказки, беседовала с волшебным зеркалом, которое давало ей ответы на все вопросы.

Она поднялась с кровати, накинула на ночную рубашку теплую кофту, а сверху еще и платок из козьего пуха – подарок матери Андрея. Натянула высокие резиновые сапоги. Такой странный внешний вид ее не беспокоил. Разве кто-то переживает, в каком виде он появится перед священником?

Регина вышла из дома. На улице было еще темно, но дорогу она знала, могла ориентироваться с закрытыми глазами. Почему-то в такое время думалось легче всего. К тому же с момента, когда она вынужденно отказалась от мобильного телефона, мысли прояснились, стали более четкими и стройными, да и память значительно улучшилась.

Она все думала о словах Андрея, ей хотелось знать, как он сумел простить себя? В том, что он простил, она даже не сомневалась. Андрей был полон жизни, поэтому Алиса тянулась к нему как к источнику с живой водой. Возможно, и сама Регина потянулась к нему по этой причине.

У реки Андрея не обнаружилось. Регина была удивлена – он приходил сюда каждое утро, говоря, что новый восход не похож на предыдущий и больше не повторится. А ему бы не хотелось их пропускать. Затем она вспомнила, что сегодня они должны были разукрашивать кормушки для птиц и развешивать их по саду. Старые изветшали, Андрей переживал, что пернатые зимой будут голодать.

Регина развернулась и пошла по направлению к мастерской. Мысль о том, что Андрей еще может спать, не приходила ей в голову. Казалось, что он вообще не спит. Словно часов у него осталось критически мало, словно он старается успеть сделать то, что многие не успевают за всю жизнь.

Андрея она нашла на полу мастерской, он лежал на тонком слое опилок и тяжело дышал. Регине резко бросилось в глаза, как он похудел. Бледный до синевы, дышит прерывисто, на лбу влажный пот, несмотря на холод, царящий на улице.

Она все поняла мгновенно. Пазл сложился, и она едва не застонала от собственной глупости