— Если отдашь это, — сержант ткнул пальцем в «мокасины» Бо, — останешься.

Мальчик колебался.

— Отдай или отправишься домой!

Бо медленно размотал кожаные полоски и протянул их сержанту. В следующую секунду его вытолкали из палатки. Ступив в раскисший, грязный снег мальчик невольно поджал пальцы ног. Он не слышал, как за его спиной гаденько хохотали солдаты.

На излете 1777 года делегаты Конгресса паковали вещи и разъезжались по домам. Уходящий год принес им немало тревог. В сентябре британский генерал Хоу[43]заставил их бежать из Филадельфии. После захвата этого города Конгресс переехал в Ланкастер, потом в Йорк. И вот теперь, с наступлением зимы, делегаты засобирались домой, к семьям. Солдатам континентальной армии повезло меньше.

Холодной дождливой ночью армия Вашингтона, состоящая из одиннадцати тысяч человек, перешла реку Скулкилл по самодельному мосту, сооруженному из подвод, которые были поставлены одна к другой и устланы досками и рейками. Между холмами, в глубокой расщелине, так называемой пропасти, был разбит временный лагерь. Там армия и отпраздновала, согласно постановлению Конгресса, День благодарения. К празднику солдатам выдали по одной восьмой фунта риса и по столовой ложке уксуса — к тому времени они уже дня три голодали. Кроме того, военнослужащим прочли проповедь.

В основу проповеди легли слова из Евангелия от Луки: «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите…» Выслушав священника, солдаты, хорошо знающие Библию, хором произнесли слова, в проповеди отсутствовавшие: «…и довольствуйтесь своим жалованьем».

Свернув временный лагерь, армия Вашингтона двинулась вверх по течению — туда, где Греческая долина выходит к реке Скулкилл. Там, среди унылых холмов (в случае нападения генерала Хоу, атаку будет легко отбить), американцам предстояло провести зиму. Между тем прокормиться в этих безлюдных, опустошенных войной местах было трудно. Да и за водой придется ездить — две мили в одну сторону. Старая кузница, стоявшая на речушке в ущелье, дала название этому местечку — Вэлли-Фордж[44].

Джейкоб Морган со стоном натянул на плечи одеяло. До чего не хочется уходить от огня! Молодой человек и еще четверо его сослуживцев несли караул. Сидя на бревне у костра, они ждали, когда придет их черед заступить на пост. Солдат, которого должен был сменить Джейкоб, нетерпеливо приплясывал в двух шагах от него и умолял поторопиться. После Кембриджа рядового Моргана повысили в звании: сначала он стал капралом, потом сержантом (то есть поменял зеленые эполеты на красные). Впрочем, сейчас его эполеты скрывало одеяло, да и момент был не самый подходящий, чтобы требовать к себе уважения, — часовой вот-вот помрет от холода. С тяжелым вздохом Джейкоб поднялся с бревна. Озябший солдатик моментально занял его место и протянул руки к огню. А Джейкоб побрел по тропинке, протоптанной вдоль лагеря.

Молодой человек чувствовал себя несчастным. Он ослаб, у него ныли суставы. При малейшем повороте головы его шатало. Кашель обдирал и без того саднящее горло. Джейкоб шел и тихонько постанывал.

Добравшись до конца охраняемого участка, он прислонил мушкет к дереву и сунул руки под одеяло. Затем глянул из-за дерева, нет ли лазутчика. Неподалеку у костра грелся одинокий английский солдат. Он сидел там все время, пока Джейкоб нес караул. Они приглядывали друг за другом. И только.

Джейкоб устало привалился к дереву спиной. Затем коротко вдохнул — если он глотнет слишком много воздуха, заморозит легкие и спровоцирует кашель. Изо рта белым облачком вырывался пар. Молодой человек высморкался.

От горизонта до горизонта небо затянуло плотными тучами, сквозь них равномерно струился жиденький белесый свет; из-за этого странного освещения молодой человек не ощущал времени. Все вокруг было белым, с легкими тенями. Когда-то Джейкоб очень любил снег. Но после первой зимы, проведенной в армии, он его возненавидел (в английском языке даже не нашлось подходящего ругательства, которое смогло бы передать всю ненависть Джейкоба к снегу).

Мало-помалу молодой человек начал погружаться в воспоминания о Бостоне, о доме. Он живо представил, как жена и мать сидят у пылающего камина. Мама, наверное, читает вслух свои стихи или Библию. Он увидел мысленным взором Мерси: прикрыв глаза, она слушала Энн откинувшись на спинку кресла.

Хруст ветки заставил его очнуться от грез. Джейкоб машинально схватился за мушкет и выглянул из-за дерева. Англичанин тоже встрепенулся. Не разгибая спины, тянулся он за своим ружьем. Глаза мужчин встретились. Спустя мгновение часовые принялись крутить во все стороны головами. Ничего. Белизна, холод, тишина.

Рука Джейкоба выпустила мушкет и снова нырнула под одеяло. От резкого движения она начала ныть, боль отдалась в спине и ногах — болели все мышцы, все суставы. Эта боль терзала его давно. Она была следствием не только простуды и переохлаждения, но и большой физической нагрузки.

Сразу же по прибытии в Вэлли-Фордж американцы взялись за постройку зимних домиков. Пока их возводили, все, включая генерала Вашингтона, жили в палатках. Правда, некий человек по имени Исаак Поц предложил главнокомандующему свой дом. Однако Вашингтон согласился перебраться туда только после того, как все его подчиненные будут обеспечены крышей над головой.

Дома для офицеров строились по особому проекту: в них имелось по две двери и два камина, они были просторнее солдатских жилищ. Рядовых разделили на небольшие группы по шесть человек — этим людям предстояло совместно вести хозяйство. В каждом солдатском домике (одна дверь и одна печь) поселят по две такие группы. Домики строили из обтесанных бревен. Щели между ними для сохранения тепла замазывали глиной. До самой весны окна прорезать не станут. Полы и койки тоже сделают позднее.

При воспоминании о последнем дне на стройке Джейкоб невольно хихикнул. Они с Бо замазывали щели. Мальчику очень нравилось возиться с глиной, зато Джейкобу это занятие казалось крайне утомительным; и вот, работая, он вспомнил, что его предок Эндрю Морган построил свой первый дом в Массачусетсе из веток, соломы и глины. Интересно, что сказал бы Эндрю на то, что сто пятьдесят лет спустя Морганы все еще заделывают глиной щели?

Затем Джейкоб вновь мысленно вернулся на Бикэн-стрит. Он представил, что лежит рядом с женой под чистыми простынями. Тепло. Удобно. Он обнимает Мерси…

И опять треснула ветка, на сей раз громче и ближе. Джейкоб схватил мушкет и встал на одно колено. Он водил стволом во все стороны, причем глаза его двигались еще быстрее. Футах в пятидесяти от него заколыхался куст.

— Стоять! — Мушкет Джейкоба замер.

— О, Господи! Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте!