– Миён-а, что, черт возьми, случилось? – В комнату ворвалась Сомин. Глаза у нее опухли от слез. Следом за девушкой с видом потерянного щенка семенил Чханван.

– Пожалуйста! Я веду расследование, – попытался одернуть их полицейский.

Сомин недовольно поджала губы и отступила назад, пристально уставившись на полицейского.

Мужчина обратил недоверчивый взгляд к Миён.

– То есть ты утверждаешь, что ничего не помнишь о нападавшем? Ты ведь в курсе, что сокрытие информации карается законом?

И подозрениям тоже можно было не удивляться. Когда Миён нашли, руки у нее буквально были по локоть в крови.

– Я ничего не знаю. – Миён опустила голову под тремя парами сверлящих ее глаз.

– Может, поездка в участок освежит твою память?

– А это обязательно? – подал голос Чханван.

– Вопросы тут задаю я.

– Вы бы лучше нашли того, кто это сделал, а не угрожали свидетелю, словно он и есть преступник! – огрызнулась Сомин.

– Я просто хотел узнать, действительно ли она ничего не помнит, – боязливо проговорил полицейский.

– О. – Сомин слащаво улыбнулась, но глаза ее резали не хуже лазеров. – Ну тогда, видимо, с вопросами на сегодня покончено: вам же уже все рассказали.

– Ладно. – Полицейский убрал блокнот в карман. – Если что-нибудь вспомните, сообщите.

Он достал визитную карточку и вручил не кому иному, как Чханвану. Миён бы рассмеялась, если бы не готова была в любой момент разрыдаться.

Когда полицейский ушел, Сомин снова набросилась на Миён.

– Что произошло? Кто это сделал? – Гнев Сомин пронзил сердце Миён насквозь. Она и подумать не могла, насколько привязалась к этой девчонке. Под разочарованным, мучительным взглядом Сомин Миён замялась.

– Я не могу… – Миён не сумела закончить фразу.

– Но ты же знаешь. Я вижу, ты что-то недоговариваешь.

– Извини.

– Не нужны мне твои извинения. – Сомин, громко топая, направилась в сторону палаты Джихуна, оставив Чханвана с Миён.

Миён наконец обрела голос:

– Чханван-а.

Он кинул на девушку грустный взгляд.

– Ты правда не можешь рассказать, что произошло? Даже если это поможет Джихуну и его хальмони?

Миён молча покачала головой.

Лицо Чханвана вытянулось, и он бесцветным голосом произнес:

– Иди домой. Мы посидим с Джихуном.

И Чханван ушел, оставив Миён одну в зале ожидания. Она никогда не слышала, чтобы он так резко с кем-то говорил. А его разочарованный вид добил ее окончательно.

* * *

Миён не стала возвращаться домой, но и в палату не пошла – решила дать Сомин и Чханвану побыть наедине с Джихуном. Впрочем, даже когда они направились в палату хальмони, Миён осталась сидеть на неудобном стуле в зале ожидания.

Медсестра, работавшая в ночную смену, принесла Миён стакан воды.

Девушка приняла его и благодарно кивнула.

– Иди посиди с ним, – посоветовала медсестра. – Пациентам становится лучше, когда рядом с ними близкие.

– Не уверена…

– И близким от этого тоже лучше. Иди поговори с ним. Он тебя услышит.

Миён хотела сказать, что не знает, можно ли ее назвать близким Джихуну человеком, но не могла сопротивляться доброте медсестры.

Тишину в маленькой палате нарушали лишь звуки работающего оборудования. Джихун лежал неподвижно, и на мгновение Миён запаниковала – но потом увидела, как его грудная клетка слабо вздымается и опускается.

Она села и взяла ладонь Джихуна в свои забинтованные руки.

Почему-то ожоги на ладонях никак не хотели заживать. Несмотря на все протесты, медсестры забинтовали Миён руки.

– Прости меня, – произнесла она. – За мою мать, за твою хальмони. За все.

Она крепко сжала его ладонь; раны на руках заболели, а костяшки побледнели.

– Ты должен проснуться, просто обязан. – Казалось, от стыда она вот-вот сгорит дотла и останется только пепел.

Рука Джихуна дернулась, и взгляд лисицы взметнулся выше, к его лицу. Парня затрясло, и Миён отскочила назад. Оборудование бешено запищало, словно крича: «Сделай что-нибудь!»

В палату вбежали медсестры и, оттеснив Миён в сторону, опустили поручни на койке Джихуна.

– Тебе лучше уйти. – К Миён подошла та же самая медсестра, что говорила с ней чуть раньше.

– Что происходит? – спросила девушка.

– У него приступ, такое случается после травм, – ответила медсестра. Но Миён была превосходной лгуньей и знала, когда люди что-то недоговаривают.

Она вышла в коридор. Ноги подкосились, и она без сил рухнула на скамейку возле стены. Что-то было не так. Она чувствовала в Джихуне энергию, что-то знакомое, что-то сильное.

Миён вдруг осознала, что бусина никуда не исчезала.

Она была внутри Джихуна.

* * *

– Он жив. – Йена села рядом с Миён в зале ожидания.

Медики спасли Джихуна, но девушка не осмеливалась вновь зайти к нему в комнату.

– Да, – подтвердила Миён.

– Что ты сделала?

– Использовала бусину. – Не было смысла врать. Мать все равно в конце концов узнает.

– Глупая девчонка.

– Ты соврала мне. – Внутри разрастался огонь гнева, и Миён не собиралась его тушить – хотя бы потому, что за гневом она не чувствовала остальных эмоций, о которых так хотелось забыть.

– Что? – Голос Йены был низким, холодным.

– Ты говорила, что еву кусыль не существует. Если бы ты мне сказала… если бы я знала…

– Я тебе о них не рассказывала, потому что знала, что ты еще до этого не доросла. И я была права: сначала ты свою бусину потеряла, а потом запихнула в этого жалкого мальчишку.

Это была сущая правда. Гнев Миён разом угас, а без него лисица почувствовала себя совершенно опустошенной.

– И что нам теперь делать?

– Я хочу вырвать бусину из его груди.

Развернувшись, Миён увидела на лице матери отрешенное выражение.

– Но ты не можешь сделать этого, не навредив мне?

– Да, я могу повредить бусину, – подтвердила Йена. – Жизнь мальчишки меня не волнует, но тобой я рисковать не стану.

Миён должна была чувствовать благодарность, может, даже облегчение. Но внутри была только пустота.

– Тебе нельзя находиться рядом с ним, – сказала Йена. – Если у него твой еву кусыль, он сможет тебя контролировать.

– Он не станет этого делать. Я ему доверяю.