Она погналась за ними, прося вернуться.

Братья разбили белую бутылку, и из земли выросли колючие заросли. Но сестра вырвалась и продолжила погоню.

Тогда они разбили красную бутылку, и сестру поглотил огонь. Но она продолжала гнаться за ними.

Тогда они разбили синюю бутылку, и возникла река, которая унесла их сестру бурным течением. Больше они ее никогда не видели.

Однако кумихо навсегда вынесла урок из этих дней. Ведь она выжила. Она возненавидела людей и дала жизнь дочери, которую мы знаем под именем Ку Миён.

39

Дни Джихуна теперь начинались задолго до рассвета. В новой жизни не было места прежней лени. Чтобы заплатить за аренду, пока хальмони лежала в больнице, Джихуну во время каникул пришлось устроиться на несколько подработок. До рассвета он развозил и оставлял у входных дверей газеты и молоко. Он ездил на подержанном велосипеде, но иногда улицы были настолько крутые, что велосипед приходилось тащить на себе. Извилистые дороги, которые он раньше любил, стали его заклятым врагом: ему до смерти надоело таскаться вверх и вниз, вниз и вверх.

Он работал изо всех сил: отвозил молоко, расставлял пакеты перед дверями или клал в почтовый ящик вместе с ежедневной газетой.

Днем Джихун работал на заправке: заливал в машины бензин. Платили ему минимальный оклад: хозяин сказал, что без аттестата средней школы больше не положено.

Джихун забыл перчатки, и пальцы мерзли на январском морозе. Он поднял руки, чтобы согреть их дыханием, и почувствовал горький запах бензина. Он уставился на белый шрам в центре ладони, который остался после того, как он выхватил у шаманки Ким бусину Миён. Каждый раз при виде морщинистого шрама Джихун вспоминал ту ночь и все, что тогда потерял.

Ночь пришла раньше, чем закончилась его смена. На небе не было видно ни звездочки, лишь сияла полная луна. Хозяин заправки – дородный, лысеющий и прижимистый мужичок – подбежал к Джихуну, когда тот уже собирался уходить.

– Держи. – Он вложил в руки юноши два треугольных кимбапа. – А то весь день на холоде стоишь. Возьми, они даже почти непросроченные.

Джихун направился на третью, и последнюю на сегодня работу – в круглосуточный магазин. По пути парень съел один из кимбапов, а его глаза тем временем блуждали по небу. От одного взгляда на полную луну у юноши заныли ребра. Это было первое полнолуние с их последней встречи с Миён.

Идти было тяжело. Дыхание застывало в морозном воздухе облачками пара, которые плыли прямо в лицо, затуманивая зрение.

Его коллега Ким Бёджу уже стоял за прилавком.

– На четырнадцать минут опаздываешь, Джихун-щи, – вместо приветствия бросил он. – Придется вычесть из твоей зарплаты.

Бёджу было всего двадцать, и он работал в магазине на три месяца дольше Джихуна. А еще он был племянником управляющего и считал, что это дает ему полное право помыкать новым сотрудником. Но Джихуну было все равно.

– Утром пришла новая поставка. – Бёджу махнул рукой в сторону кладовой.

Джихун закатил глаза у коллеги за спиной, подумав, не слишком ли тот раскомандовался. Когда Джихун только начал работать, Бёджу сказал ему, что за разгрузку товаров отвечают новички. Прошло немало времени, прежде чем Джихун узнал, что это неправда.

Но он без единой жалобы принялся таскать коробки. Руки, которые и так после пяти часов работы на заправке были вялыми, как лапша, мигом разболелись. Голова побаливала, и яркий свет делал только хуже. К тому же в магазине пахло молоком, которое вот-вот скиснет. Джихун уже предчувствовал, что искать просрочку придется ему.

Спустя полчаса Джихун наконец затащил внутрь все ящики, слегка запнувшись, когда ставил последний. Он растопырил ноющие пальцы, радуясь, что с заданием покончено.

– Эй, ну и чем ты думал? – подошел к нему Бёджу.

– Что? – Джихун разминал разболевшееся плечо.

– Ну и зачем нам десять ящиков клубничного молока? – Бёджу ткнул в груду товара. – А?

– А? – повторил за ним Джихун.

– А то! Неси обратно.

Джихун стиснул кулаки – уж очень ему хотелось вмазать Бёджу прямо по наглой морде. Но вместо этого он медленно, по очереди, расслабил каждый палец и взял себя в руки. Ему нужна была эта работа. Все остальные придется бросить, когда начнется учебный год, а эта останется.

Поэтому, несмотря на протестующие мускулы, он поднял два ящика и сжал зубы, услышав, как Бёджу посмеивается над какой-то сценой в комиксе.

Под весом второй партии ящиков Джихун споткнулся и врезался локтем в дверной косяк. Боль пронзила руку и эхом отразилась в голове, словно в череп вогнали тонкую иголку.

Мышцы задрожали, и парень с грохотом выронил ящик. Клубничное молоко залило ему штаны и окрасило обувь в розовый цвет.

В ушах зазвенело, и через мгновение начался приступ.

Джихун не мог ничего слышать, не мог думать, не мог дышать.

Он мог только видеть – темноту и луну. Полную луну. Смеющуюся над ним.

40

Миён проснулась, почувствовав, что падает.

Она сильно дрожала, даже зубы стучали.

Девушка никогда не испытывала такой боли – вены будто пронзали ледяные кристаллы, – но сразу поняла, откуда эта боль. Сегодня было полнолуние. Первое с тех пор, как она прекратила питаться. Первое с тех пор, как она в последний раз видела Джихуна.

Кожу жгло лунным светом, проникающим сквозь окно.

Он манил девушку, умолял вернуться в его объятия, наказывал за то, что она отказывалась.

Дверь распахнулась, к ней приблизились торопливые шаги.

– Возьми ее за ноги. – Под слоем строгости в материнском голосе Миён распознала тревогу.

Йена подхватила Миён под плечи, а еще кто-то взял девушку за икры.

Мозг изо всех сил вопил, что надо вырываться.

Миён погрузили в ледяную воду.

«Нет, только не в воду!»

Миён билась, пытаясь вырваться из державшей ее хватки, и наверняка полностью облила тех, кто пытался ей помочь.

– Открой ей рот. – Голос был низким, мужским.

Пальцы разжали ей зубы. Миён старалась не сопротивляться, но от ощущения ледяной воды на обнаженной коченевшей коже челюсти сжались. Рот наполнил вкус крови.

Они повторили попытку, не испугавшись ее лязгающих зубов. В этот раз горькая жидкость залила девушке горло.

Тело прогнулось. Миён слишком устала, даже держать голову не было сил. Если уж вода хочет забрать ее, то так тому и быть. Но, похоже, жидкости было слишком мало, и девушка уткнулась щекой в холодный фарфор ванны. Если она сможет держать голову над водой, все будет хорошо. Это была ложь, но лисица повторяла ее себе раз за разом, пока сердце не успокоилось.