Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В тебе уживаются много личностей, Лара.
Это развеселило Виеру.
— Да, много. Это же здорово. Могу посмотреть на вещи с разных сторон. А ты вот замкнулась на одной оценке, и все. И ни с места.
— Ты думаешь, мне стоит помириться с матерью?
— Вот этого я не говорила. Это сугубо личное дело. Но я вижу, что тебя это гнетет. Ты разрушила привычный стабильный мир, и тебе плохо. Мне легче, потому что мой мир никогда не был стабильным. Одни извержения вулканов и землетрясения. Так что, если я даже вдруг перепрыгну с одной вершины горы на другую, я быстро привыкну и приспособлюсь.
— Я тоже приспособилась.
— Но это все равно не твое. Тебе плохо. Ты измучена. Ты не можешь согласиться с принятым решением, внутренне ты его отвергаешь. Потому что ты не можешь существовать без тыла, надежного, родного. А замены ты не нашла.
— Найду.
Лара пытливо посмотрела на нее, сощурила свои огромные глаза так, что вокруг образовались морщинки, потом щелкнула языком.
— Буду рада за тебя. А пока я ужасно проголодалась, и мы должны пойти проведать девчонок и узнать, что будет на ужин.
Обстановка в приграничных районах ухудшилась. В преддверии президентских выборов в Сенегале бойцы движения демократических сил Касаманса активизировались в надежде на неизбежную при выборах дестабилизацию обстановки и на отсоединение Касаманса от Сенегала. Это грозило беспорядками на гамбийской стороне — жители по обе стороны границы происходили из одних и тех же племен, разговаривали на одном и том же языке и имели многочисленные родственные связи. В случае успеха отсоединения Касаманса власти сепаратистов непременно захотели бы присоединения к ним приграничных районов и так территориально маленькой Гамбии.
Панова подробно информировала начальство о происходящем. Писала и Родионову, на что он отвечал короткими благодарностями и длинным списком вопросов. Ничего личного в его письмах никогда не было. Буквально через две недели после обострения конфликта Ольга получила извещение, что на их проект выделяются новые средства на расширение медицинской помощи. Также, судя по почте и новостям, представители их Фонда, да и других гуманитарных организаций, проводили встречи на самом высоком уровне в правительстве Сенегала. Всем хотелось как можно скорее загасить конфликт, до того, как он разгорится до неуправляемой степени.
Приток денег принес с собой много работы для Ольги. Сезон дождей подходил к концу, дороги просохли, и теперь она ездила по разным точкам, деревням, в поисках скоплений беженцев, организации для них медпунктов, обучения и снабжения медсестер из местных клиник, чтобы те оказывали помощь не только своим жителям, но и беженцам. Иногда даже выделяли деньги на продуктовое снабжение, особенно тем, кто только-только пересекал границу и еще не интегрировался с жителями гамбийских деревенек. Лара ездила с ней далеко не всегда, у нее тоже прибавилось работы в клинике: со всех концов теперь везли женщин с кровотечением, на операции, детей, с болезнями которых не справлялись медсестры в деревнях. Она работала до позднего вечера и часто выходила на работу по ночам. Они почти не виделись с Ольгой, но Панова не переставала ощущать себя под ее постоянным контролем, невидимым пристальным взглядом. Смутные предположения и догадки порой начинали мучить ее, но все это казалось паранойей, она убеждала себя, что начинает потихоньку сходить с ума. На языке вертелся миллион вопросов, но ни разу она не смогла пересилить страх и задать их Ларе. Иногда она просто выпивала на ночь снотворное, чтобы спать крепко и не думать. Ни о чем не думать.
Однажды Лара позвонила ей среди ночи:
— У нас не хватает рук. Ты крови не боишься?
— Нет.
— Тогда приезжай в больницу. Мы не справляемся.
В клинике творился невообразимый хаос. Привезли сразу пять пациентов в тяжелейшем состоянии. Лара металась между ними, давая указания.
— Что мне делать? — спросила Ольга.
— В родзале две женщины вот-вот родят, возьмешь детей и вымоешь их, завернешь во что-нибудь. Медсестры тебе объяснят. Наше начальство подумало обо всем — о расширении проекта, о деньгах и медсестрах в деревнях, а о том, что наша клиника с одним врачом не выдержит такой нагрузки, никто не озаботился.
Лара выглядела хмурой и уставшей.
— Может, скоро беженцы отправятся назад? — тихо сказала Ольга. — И больных станет меньше.
— Не знаю, не знаю. Ладно, беги в родзал, я пока посмотрю вот этого мальчугана с вздувшимся животом.
Одна из женщин только что родила. Ольга с интересом разглядывала поясок на талии роженицы с кожаными треугольниками — амулетами от боли и молитвами о здоровье. Акушерка попросила ее искупать ребенка, а сама склонилась над пациенткой. Пока акушерка зашивала разрывы, Ольга дрожащими руками взяла младенца, он повис на ее руке, как котенок, весь в белой смазке и крови. Ольга вцепилась в его тельце пальцами и принялась лить на него теплую воду из чайника. Ребенок смешно запищал. Акушерка одобрительно кивнула и показала, где лежит пеленка. Заглянула Лара, пощупала живот родившей, взглянула на младенца.
— Ты в порядке? — спросила мимоходом.
— Да.
— Поможешь женщине перейти в палату на кровать. Акушерка должна помочь второй, она тоже вот-вот родит.
Акушерка что-то сказала на местном языке. Лара открыла шкаф и вытащила аппарат для вакуумной экстракции плода.
— Фатумата говорит, что женщина слаба совсем, а ребенок крупный. Но она первородка, жалко резать. Потом муж не простит, что так мало детей. Попробуем вакуумом вытащить упрямца. Хочешь, останься и посмотри.
Ольга встала чуть поодаль, сложив руки за спиной. Акушерка завязала пластиковый фартук вокруг талии Лары, подала ножницы и чашечку вакуум-экстрактора. Когда острие ножниц вошло в нежную ткань роженицы, Ольга почувствовала подкатившую тошноту и слабость в ногах и быстро вышла из родзала.
Лара вышла минут через десять.
— Все нормально?
— Извини, с непривычки.
— Бывает. У меня сигареты в кабинете есть, если хочешь — возьми.
— Спасибо. Я подумала… Я подумала, может, мне деньги еще на одного врача запросить? Чтобы тебе как-то помочь. Или побольше акушерок взять.
Лара рассмеялась.
— Тебе полезно к нам заходить. Идея хороша! Насчет врача могут и не одобрить, а вот акушерок — реально. Хотя попробуй. Мне любая помощь подойдет.
Она уже развернулась, чтобы уйти, но обернулась.
— Спасибо, что хочешь мне помочь. Мне довольно редко в жизни приходилось видеть чью-то руку помощи.
Ольга посмотрела ей в спину. Редко? Насколько редко? Неужели у нее никогда не было друзей? Жестокое детство сделало из нее волка-одиночку? Но ведь кто-то же ее растил, кормил, обучал. Разве все это не помощь? Конечно, близкий человек — это совсем другое. При всей нестандартности их отношений они все же стали друг другу близкими людьми. Не быть одинокой, даже в рамках заброшенной африканской деревушки, — это, оказывается, так много значит.