Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я осторожно кивнул. Про то, что в столице чернолунники специально обучают магов, способных закрывать Вертуны, я слышал.
«Удобно, да? Они же сами собирают по всей Красногории Предтеч, которые могут стать Последними Привратниками… Дальше продолжать?»
Тут я покачал головой, чувствуя, как внутри закипает злость. А вот об этом мне как-то не удосужились рассказать…
Я вспомнил, как Хромой со страхом рассказывал страшные легенды о чернолунниках, поедающих детей. А Эвелина в Трухлявом Даре, когда мы прятались в норе у пацана, проговорилась о Восточной Пустыне. Мол, это неправда, что некоторых Привратников туда ссылают.
«А эти видения… Почему всегда пустыня, не задумывался?»
Я вздохнул, пытаясь сдерживать ярость. Так, это не дело, надо бы выслушать и вторую сторону.
Оглянувшись на Эвелину, я зажмурился, до того лучистое у неё было лицо. В меня пахнуло красотой и весенней свежестью, и всю злость как ветром сдуло — просто захотелось обнять прекрасную чернолунницу, зарыться лицом в манящие белые бугорки грудей.
«Не сдаётся она. Умница Избранница, не зря свой хлеб в монастыре ела… Но ничего, мы не просто так носим имя Легион!»
Повернувшись к Одержимому, я снова почувствовал, как накатывает злость. А при взгляде на Эвелину снова — любовь-морковь, птички поют, сверкает тхэлус в ложбинке…
Ага, давят с двух сторон, тоже мне, нашли канат для перетягивания. Да вашу же псовую луну!
— Хватит! — я рявкнул и рывком вырвал руку.
Избранница испуганно отпрянула от меня. Одержимый захохотал, но я, повернувшись к нему, тренированным усилием собрал пучок псионики и ударил в размытый силуэт.
Неожиданно фигуру будто сдуло с места, и Одержимый с руганью закувыркался по песку. Выглядело это, как раскадровка — вот он тут, потом через метр, потом сразу через два. Только песчаный пылевой след стелился следом, как обычно.
Отойдя на пару шагов от Эвелины, я замер, глядя на Пробоину и собираясь с мыслями. Грёбаный псовый хвост, это что же получается?!
Злиться нельзя, влияние Одержимого при этом усиливается. А если учесть Эвелину, так у неё там вообще целый спектр эмоций, и хрен разберёшь уже, какие мои, а какие она внушает.
Я сжал кулаки, с неожиданным спокойствием опустив взгляд на пустыню… Блондинки мне нравятся, вот это точно мои мысли.
А брюнетки — это всё Васёк со своей Еленой Перовской.
Так совпало, что именно при мысли о Василии я услышал звенящий хохот Эвелины. Она снова прильнула к моему плечу, прошлась губами по щеке, и озорной ветер бросил мне в лицо её локоны.
Я хотел вырвать руку, но чернолунница снова ткнула пальцем, только теперь не в небо, а вниз, куда-то за спину. Это сразу заставило меня напрячься.
Развернувшись и присмотревшись, я заметил движение внизу, у подножия нашего бархана. То, что это мой седой дрищ, полузасыпанный песком, я понял сразу. Ведь это же мой сон.
Сколько было до этого видений, Василий всегда с криками бежал вниз именно в эту сторону.
— Твою мать-то!
Сорвавшись с места, я поскакал вниз, стекая вместе со сверх-сыпучим пустынным песком. Через несколько секунд я оказался у Василия, который никак не мог вылезти из-под песка. Он пытался подняться, но бессильно падал каждый раз.
Я подбежал, схватил его за плечи и стал вытягивать, но пустыня не отпускала, всё так же закапывая его ноги. Получилось, что я тащил Василия, но нижняя часть его туловища перемещалась в сыпучей толще.
— Да толчковый ты пёс, — я выругался.
Вася поднял бледное лицо, выжженое до волдырей солнцем. Разлепил пересохшие губы, потом слабо кивнул в сторону дюны, с которой я спустился.
Он попытался что-то сказать, но я не расслышал. Его губы двигались, но они были такие опухшие и потрескавшиеся, что я не смог по ним ничего прочитать.
Только что-то вроде «три, два»…
— Вася, что?!
«Три… Бла-бла-бла… Два».
И попробуй тут разберись, Тим.
Раздался тихий голос:
— Двое — это жизнь. Там, где трое, один забирает чью-то жизнь. И остаётся двое…
Я понял, что это говорит Эвелина. Он жарко дышала, заставляя прислушиваться к каждому слову… Нет, на самом деле она просто кричала изо всех сил мне в ухо, пытаясь пробиться в мой сон, но для меня это звучало, как шёпот.
«Там, где трое, один забирает чью-то жизнь». Эти слова клеймом горели в моих мыслях. И, глядя на обессилевшего Василия, я прекрасно понимал значение этих слов.
Я со злостью обернулся, чтобы найти взглядом Одержимого. А тот и не скрывался, стоял на вершине дюны.
«Это всё ложь, Иной. Нас — Легион, и мы живём!»
— Уходи, — процедил я сквозь зубы.
В ответ лишь хохот.
«Так это не делается, Иной!»
Я снова попытался вытащить Василия. Нет, хоть песок и перетекал, будто ноги парня сейчас вот-вот вылезут, но пустыня держала крепко, не желала отпускать.
Воды… Воды ему надо дать. В бессилии я закрутил головой, понимая, что здесь никакой влаги на тысячи километров.
Где-то вдалеке мне показалось движение. Быстрая четвероногая тень проскакала по склону дюны, оставляя за собой сыпучие следы, и исчезла за насыпью.
Я чуть не зарычал от злости. Тоже мне, богиня… Мне не знаки нужны, а вода!
Парень в моих руках начал снова обмякать, погружаться в песок. Я стал упираться, чтобы вытащить его, но тут Эвелина впилась в мои губы, как вампир. Я отдёрнул голову, но вдруг чуть не упал назад, потому что Василий резко вылез сразу до колен.
— Вася, — бессильно прошептал я, понимая, что парень едва дышит.
«Дался тебе этот слабак. Боишься, тело умрёт? Найдём другое, так можно жить тысячи лет, Иной».
Я стиснул зубы, осознавая, что или кто именно убивает хозяина тела. Вот же жжёный псарь, мне ведь и злиться-то нельзя!
Едва накатывала ярость, как на моих глазах кожа Василия покрывалась трещинками, он будто пересыхал на глазах.
Так, надо просыпаться. Всё, Незримая или кто ты там, я понял намёки, давайте уже, вытаскивайте отсюда!
«Не надо бороться, Иной. Хочешь, я дам тебе силу, но не буду забирать разум и волю?»
— Да пошёл ты, — огрызнулся я, продолжая тащить Василия под мышки.
Мои ноги тоже погружались в песок, но я-то их спокойно мог вытянуть. А вот парня затягивало…
Один раз я уже согласился на силу Одержимого. И теперь можно было наглядно увидеть, к чему это привело.
Надо было быть совсем тормозом, чтобы не сложить весь паззл. И наличие здесь, в моём видении, Избранницы уже не казалось случайностью.