— Эвелина! — я обернулся, уставившись в её чёрные, бездонные глаза, — Вытаскивай…

Твою мать, как же она красива. Просто чертовски хороша! У меня такого не было с академических времён, когда первая любовь полностью захватывает всё естество, и от одной мысли о поцелуе перехватывает дыхание.

Вот и сейчас дышать стало трудно, сердце истошно забилось в груди. Я ужасно хотел её, прямо здесь и сейчас, и жадно вглядывался в её глаза, щёки, блестящие губы.

Жаль, отпустить Василия нельзя, уж я бы тогда…

— Сейчас, деверь мой дорогой, — с улыбкой прокричала она, но до меня долетел лишь шёпот.

На лбу Избранницы проступил пот, её волосы уже не развевались, а липли к мокрым щекам. Ноги Эвелины тоже стали погружаться в песок, и меня на миг охватил страх.

Вашу псину, что происходит?!

Едва я испугался, как Василий в моих руках упал в грунт сразу на полметра, и Эвелина погрузилась ещё. Она улыбнулась, покачала головой, намекая, что бояться нельзя.

«Иной, ты сам выбираешь путь слабого. Попадая в этот мир, ты свободен, но сейчас ты сковываешь себя. Зачем они все тебе?»

Тут он был прав. В первые минуты я никого не знал, а теперь тут, в пустыне, меня страшила судьба уже двоих.

«Без них ты сильнее!»

Меня вдруг осенило:

— Спасибо, пёс ты толчковый…

«Что?»

Я закрыл глаза, прислушиваясь к себе. Тим, ты ведь забыл главное…

«Так уже намного лучше, Иной. В сраную Пробоину всё это! Тут только мы с тобой, и никаких чернолунных шлюх…»

Все эти Пробоины, Луны, Вертуны… Иные, Одержимые… Это всё хорошо. А сексуальные Избранницы — это вообще замечательно.

Но ты же псионик Свободной Федерации. На твоё обучение, чушка ты драная, потратили миллионы рублей, чтоб элитный снайпер всегда мог нажать на курок, что бы с ним не творили.

В нашем современном веке, когда война уже была не только на земле и в космосе, но и в головах, решало умение отличить реальность от иллюзии. Ведь учебные виртуалы созданы не только для того, чтобы развить способности псионика в предельных для организма ситуациях.

Учебная иллюзия помогает понять, псарь ты недоделанный, когда на тебя воздействует вражеский псионик. Она учит тебя отличать твои собственные решения от внушения.

Тим, ты знатный балбес…

«Да, Иной, я слегка недооценил тебя».

С улыбкой, чувствуя полное внутреннее отрешение, я втянул воздух. Песок, пыль, жара… Здесь не только пустыня.

Запах костра едва коснулся моих ноздрей, но я сразу же зацепился за него. Что там ещё?

Жареное мясо? В животе заурчало, и это естественное брюзжание голодного организма резко выбросило меня в реальность, заставив распахнуть глаза.

— О-ох, — простонал я, вновь ощущая своё побитое и голодное тело.

С одной стороны небосвода было ещё темно, но рассвет вступал в свои права. Правда, взволнованное лицо отца Афанасия, занимающее большую часть моего обзора, мешало рассматривать небо.

— Ах, Предтеча, — священник откинулся на пятую точку, едва не сев в костёр, и закрутил рукой вокруг лица, осеняя себя знамениями, — Хвала Незримой, ты выбрался!

От меня не укрылось, что священник быстро спрятал за пазуху сверкнувшее лезвие. Грёбанные чернолунники, опять они туда же!

Я резко повернул голову, морщась от боли, и обнаружил, что лежу на груди Эвелины. Та, откинувшись на какой-то солдатский свёрток, беззастенчиво посапывала, положив руки мне на голову.

— Эвелина ещё не совсем восстановилась после ночного испытания, — старик беспокойно положил руку на лоб девушке, — Но слава Незримой, что ты оказался крепким орешком, одна бы она не справилась.

Хромой тоже просто спал, свернувшись калачиком неподалёку. Кажется, пацан вообще пропустил всю колдовскую битву.

— Одержимого надо выгонять, — просипел я.

— Так и я о чём гово… — хотел сказать Афанасий, но осёкся.

Захрустели сапоги по траве, и в свете костра показался Сивый. Блестящими и жадными глазами он уставился на спящую девушку, а потом всё же опомнился, махнул мне:

— А, проснулся, вылунь. Хомяк тут связался с командованием, там бардак полный, но приказ он получил… Тут сам государь к Межедару едет, со всем своим войском, и мы к нему присоединимся. Так что двадцать минут на сборы, рядовой!

Как говорится, что ни делается, всё к лучшему… Вот и для меня сложившаяся ситуация оказалась полна плюсов.

Так получилось, что в нашей небольшой армии, спасшейся из Межедара, насчитывалось около трёхсот бойцов.

Практически половина из них должна была войти в роту нового пополнения, ту самую, которая собиралась отправляться для подкрепления на фронт. Эта половина потому и спаслась, что находилась уже за городом, готовя обозы со снабжением для похода.

А другая половина, более потрёпанная — это те, кто смогли выбежать из города, и тут потери были практически в каждом взводе. В этом винегрете встретилось даже несколько полицейских, которые вовремя просекли ситуацию, и пошли следом за военными.

Судьба такая, или дикая задумка Незримой, но в невольном батальоне совершенно не оказалось офицеров. Только несколько сержантов, с потерями в своих взводах и отделениях, и куча солдат, оставшихся без командиров.

То, что сержант Хомяк ночью взял на себя смелость командовать таким количеством бойцов, одновременно было и героизмом, и нарушением устава. Впрочем, как и всегда в армии, когда ситуация экстренная.

К счастью, утром никаких сильных закидонов от остальных сержантов не последовало. Как пояснил мне Хомяк, они все посовещались, и единогласно оставили за ним лидерство до того момента, пока не встретятся с частями Царской Армии.

Но оставлять осиротевших бойцов без командиров было нельзя, и сержанты растащили их по своим взводам. Конечно, некоторые хитрецы просто пытались так прикрыть свои потери, за которые можно было потом здорово получить.

Вот и я так оказался во взводе Хомяка, и уже не на птичьих правах, а как полноценный солдат Царской Армии. А что, Межедар разрушен, и по словам некоторых счастливчиков, от военного лагеря в нём ничего не осталось — «угольки» яростнее всего набросились именно на тех, кто оказывал сопротивление.

Документов у меня никаких, и теперь главную роль играло только поручительство непосредственного командира.

— Так что не бойся, вылунь, — тихо сказал мне Хомяк, вручая магострел в руки, — Теперь ты мой с потрохами. Если что, всегда был в моём взводе, и ни о каких Иных я не слышал, понял?

Я кивнул. Понятнее некуда.

— Нас по любому отправят на фронт. По вещуну сказали, там полная жопа, вся Красногория в опасности. И государь по любому туда поедет…