– Подземная темница. Меня бросили туда как башильера – сначала пытали, потом надеялись получить выкуп… Иногда орден вызволял пленных, но не знаю, дошла ли бы очередь до меня. Меня могли убить, но узнали, что я лекарь. Вот и оставили выхаживать тех, за кого точно могли заплатить. – Судя по голосу, Лале улыбнулся. – С тех пор я отлично ругаюсь по-хал-азарски. Только так и выражаюсь в жарких дискуссиях.

Ольжана перекинула ноги через скамейку и села к Лале лицом. Подлезла ближе.

– Как вы бежали?

– Неуспешно. Первый раз. Он мог бы оказаться и последним, если бы я не привлёк внимание достопочтенного Залвата из Шамбола. Он мне подсобил, а потом пришил мне руку.

– Он же лекарь эмира, – проговорила Ольжана недоверчиво, – а вы – башильер. Башильеры вдохновили иофатцев сражаться за хал-азарские земли. Почему Залват вам помог? Из жалости?

– Из жалости? – Лале напрягся. – Обидно. По-вашему, нет других причин помогать мне? Может, я впечатлил достопочтенного Залвата умом и знаниями, или верностью своему делу, или тем, что восхищался хал-азарской культурой…

Ольжана спешно извинилась, и Лале отмахнулся: «Ничего страшного». Он сидел к ней затылком, но даже так Ольжана чувствовала, что случайно затронула его за живое, – и как она ни старалась разговорить его позже, Лале больше ничего не сказал ни о плене, ни о Залвате.

«Да и пожалуйста», – вздохнула Ольжана мысленно. Она отвернулась и снова принялась усердно сражаться с чёрным железом – сейчас она чаще обжигалась, чем нет.

– Госпожа Ольжана, – Лале оглянулся, – судя по звукам, вы надеетесь взять железо голыми руками.

Ольжана пропустила это мимо ушей.

– Скажите, – начала она, прекрасно зная, что он, может быть, и не расскажет, – а кто такая хургитанская ведьма?

Как и в случае с дахмарзу, Лале замолчал. И нарочито рассеянно переспросил: «Кто?»

– Хургитанская ведьма, – повторила Ольжана по слогам. – Её упомянул брат Амори.

– Госпожа Ольжана, я готов примириться с мыслью, что слова брата Бриана западают вам в душу больше моих, но брат Амори…

Ольжана ухмыльнулась. Раз Лале пытался отшутиться, значит, тут было что-то любопытное. Что ж, в следующий раз будет лучше стараться, чтобы Ольжана не столкнулась с его братьями по ордену… а может, для этого он и рассказал ей, как обхитрить чёрное железо? Если ночевать в мазарьских домах, меньше вероятности столкнуться с башильерами.

– Кто это?

– Ведьма из Хургитана, – ответил Лале. И прежде чем Ольжана могла бы возмутиться – «Да что вы! А я бы и не догадалась», – добавил: – Хургитан – это город в Хал-Азаре. Хургитанская ведьма, которую её соотечественники знали как Айше Хасамин – «черноглазая» с хал-азарского, – была сожжена братьями моего ордена за свои преступления.

– Кто вёл её дело? Брат Амори?

– Брат Амори никогда не бывал в Хал-Азаре. Мы познакомились в Иофате: я жил там недолго, а он в кои-то веки покинул мазарьские земли ради… другого дела, не забивайте голову. – Лале степенно правил лошадкой. – Дело хургитанской ведьмы вёл я.

Ольжана поражённо замолчала.

Всё же как мало она знала о Лале. Может, до своих увечий он носил доспех иофатского рыцаря и сражался под Кел-Гразифом, в чём никогда ей не признается… Хотя нет, решила Ольжана, окинув взглядом его узкую спину. Это вряд ли.

– Я не дознаватель ордена и никогда им не был. – Лале повернул к ней половину лица, смятую шрамами. – Изначально дело Айше Хасамин вели прославленные башильеры, прибывшие ради неё в нашу далёкую обитель, перестроенную из хал-азарского храма. – Задумался, точно вспоминая. – Это был храм за чертой города. Он обветшал, но всё равно оставался прекрасен – мозаичные стены, мраморные дорожки, запущенные висячие сады…

Лале ослабил вожжи и мельком погладил затылок здоровой рукой.

– Да… Были времена. Наша обитель не считалась почётной. Мы жили на самой границе земель, захваченных иофатцами: рядом – пустыня и озлобленные хал-азарские войска. Беспокойное место, откуда я отправился прямиком в зиндан, когда хал-азарцы отбили свои владения. Но я тороплю события. Пока в нашу обитель приехали дознаватели. Они искали того, кто распустил заразу, разгоревшуюся среди иофатских солдат.

Ольжана слушала, подперев висок кулаком. Пальцы горели от ожогов, и, если бы не чернота, можно было подумать, что это – от обжигающих песков. Она видела как наяву: хал-азарский город, который принялся описывать Лале, и шумные базары, куда прибывали караваны из пустыни Исур. Видела верблюдов, гружённых тюками с диковинками, и мужчин, чьи головы были обмотаны белыми платками-куфиями так, что на виду оставались только глаза и полоска обветренной кожи.

Со слов Лале она легко представила и их обитель – полуразрушенную, но величественную, как старый восточный дворец. В подвале, за прутьями из чёрного железа, башильеры держали Айше Хасамин, обвиняемую в том, что насылала мор на иофатцев и их сторонников. Её – и дюжину других подозреваемых.

– В то время, – рассказывал Лале, – в Хургитане и окрестностях бушевала болезнь, прозванная иофатской чумой. Конечно, она поражала не только иофатцев – на Хал-Азар выступил и король Савайара, а среди башильеров и добровольцев кого только не встречалось… Я видел, как за считаные дни сгорали хургитанцы, согласившиеся доносить на своих же соплеменников. Страшная была картина. Счастье, что болезнь не распространилась далеко за пределы Хургитана. Заражённый за день-два покрывался багровыми струпьями, и те начинали гноиться… Болезнь унесла всех дознавателей, пытавшихся найти колдуна, ответственного за мор.

Ольжана ахнула.

– А в следующий раз прецепторы ордена прислали бы нам уже не дознавателей, а приказ спалить Хургитан дотла. Со всеми жителями – виновными и безвинными, с женщинами, стариками и детьми. – Лале пожал плечами. – Уверен, так и было бы. Видите, госпожа Ольжана? Я вёл это дело не потому, что был исключительным. Просто больше никто не взялся.

Ольжана слушала, раскрыв рот.

– Вы не боялись?

– Умереть от болезни? Помилуйте. В двадцать с небольшим я уже был хромым калекой без руки – с достопочтенным Залватом мы встретились позже.

Так Ольжана поняла, что его изуродовали не в плену.

– Я считал, что моя жизнь бессмысленна и пуста и с таким здоровьем мне всё равно не дожить до седых волос. А если и дожить, то к старости я, наверное, совсем не смогу обходиться без чужой помощи: нога окончательно откажет, зрение ослабнет ещё сильнее, и с единственной рукой тоже что-нибудь случится. Нет, я не боялся ни хургитанской ведьмы, ни её колдовства. Мне было жаль город и некоторых братьев. Вот и всё.

– А что было дальше? – Ольжана снова высунулась к нему через полог.

– Ничего любопытного. – Лале махнул ладонью. – Айше Хасамин осудили и сожгли на костре. Мор прекратился. Мне