– То есть… – не мог он осмыслить как-то так сразу все, что она ему сказала: – Ты ушла из театра и переедешь в этот город и будешь работать здесь, бросив Москву?

– Зачем ее бросать? – звонко рассмеялась Мира. – Ты знаешь, что отсюда ездит современный скоростной поезд без остановок, два часа, или даже меньше, и ты в Москве, если понадобится. А мне надобиться будет редко, всеми моими делами и контрактами, договорами и, главное, стыковкой графиков работ теперь будет заниматься специальный агент, улаживая и устраивая все так, чтобы мне и моей семье было удобно.

– Ты наняла агента? – все никак не мог поверить Барташов.

– Да, – уверила Мира. – И, уверена, этот человек будет работать на совесть и лишний раз меня отсюда не дергать.

– Почему? – все никак не мог осмыслить и понять, что она ему тут наговорила.

– Потому что это Лариса Максимовна. А уж кто-кто, а она заинтересована в том, чтобы твоя семья была крепкой и при этом я могла реализоваться. Вообще-то, Барташов, мы с ней решили, что ты далеко пойдешь и тебе не мешало бы иметь рядом не клушу какую домашнюю, а женщину, что-то из себя представляющую. Лучше, если много чего представляющую из себя.

– Вы с ней все это обсуждали?

– Мы с Ларисой Максимовной много чего обсуждали, в том числе и тебя. И много о чем договорились. И хоть она всю жизнь преподавала русский язык и литературу, но женщина она энергичная, умная и деятельная и с удовольствием будет вести мои дела за зарплату, я настояла. Для нее это интересно и важно. А с юридической составляющей ей поможет мой отчим, он юрист, да и Никитка, если понадобится, он учится на отделении Европейской юриспруденции.

– Так, – покрутил раздраженно головой Барташов. – Подожди. Если я точно понял, все, что ты тут наговорила, ты утверждаешь, что бросила театр, перевела свою работу в этот город, чтобы быть со мной? – И уточнил, сурово сведя брови: – То есть ты тут пытаешься меня убедить, что из-за меня отказалась от жизни и работы в Москве?

– Из-за тебя, – кивнула Мира. – Но не только. Из-за Петьки и из-за себя, из-за нас всех. И ничего такого уж прямо важного я не бросала и ни от чего не отказывалась. Все просто. Есть такое выражение: «жизнь изысканно проста».

– У кого? – спросил Андрей.

– Да бог знает, – пожала она неопределенно плечами. – Надеюсь, теперь у нас.

Барташов напряженно всматривался в ее лицо холодным недоверчивым взглядом, словно пытался заметить в нем обман или признаки дурной шутки, и сосредоточенно думал о чем-то, сурово сведя брови.

Смотрел вот так и думал… и постепенно выражение его лица изменилось, расслабившись, в тот момент, когда он понял все до конца и до конца поверил ей.

И закрыл глаза, задержал дыхание, пересиливая себя и пытаясь справиться с эмоциями, обрушившимися на него шквалом.

И не совладал…

Опустив голову, он зажал пальцами веки в попытке удержать предательские слезы, и с силой втянул воздух носом.

Мира шагнула к нему, а Андрей, не глядя, чувствуя ее и на расстоянии, продолжая сражаться с затопившими его чувствами, протянул руку, обхватил ее за талию и прижал к себе.

– Ну, что ты? – тихо, нежно, спросила она и погладила его по голове.

Барташов снова, с силой втянув в себя воздух, обнял ее уже двумя руками и уткнулся головой ей в грудь.

Так и застыли, переживая как чудо, вновь обретенное единение, а она все гладила и гладила его по голове.

Чуть отстранилась и поцеловала в лоб.

– Хочешь борща? – задала Мира самый правильный в этот миг вопрос и расширила предложение: – Или рыбной запеканки с соусом?

Он покачал утвердительно головой, отстранился от ее груди и, третий раз шумно вздохнув, ответил:

– И борща и запеканки. И что-нибудь выпить.

– Компот или коньяк? Тебе утолить жажду или нервы подлечить? – рассмеялась Мира.

– И то и другое, – махнул Барташов рукой и попробовал пошутить: – Гулять так гулять, раз у нас тут такой драйв реальный.

– Сильно разгуляться не получится, – тихим звонким колокольчиком рассмеялась Мира. – Петька, уже даже не традиционно, а как-то легендарно, спит в своей комнате.

– Ты и его привезла? – подивился Андрей.

– Конечно, – заулыбалась Мира. – А где ж ему еще быть.

– Да, – согласился, теперь уже со всем, Барташов. – Где же еще.

До борща дело дошло только посреди ночи.

Ну, не могли же они не поцеловаться! А поцеловавшись, уже не могли остановиться. Тело к телу, душа к душе, как один лад, объединенные чем-то незримым, мощным, древним, может, протянувшимся через жизни.

А когда отдышались немного, после прекрасного соединения и вершины, которую достигли практически сразу вдвоем, лежали, смотрели в лица друг другу.

– Как так у нас с тобой получилось? – поражалась Мира, задумавшись над обстоятельствами соединения их жизней. – Ведь ты мне даже не нравился. Мне казалось, мажор какой-то на пафосе, с заявкой на исключительность. Папа которого решил соригинальничать и не пристроил сынка в МГИМО, а после на дипломатическое поприще, а инженером завода усадил. Звучит. Ты ведь весь такой ходишь гоголь гордый, на релаксе, свободный, как большинство хозяев жизни. Вот совершенно не мой тип мужчины, я таких пафосных пареньков обхожу большим кругом. Не интересно. А когда ты Петьку мамаше отдал, мне вообще хотелось тебя прибить. Расстроилась ужасно и разозлилась. Все недоумевала: как у такого папаши такой необыкновенный ребенок получился. Думала, ты просто хотел от сына отделаться.

– Ты мне тоже совершенно не понравилась. Даже интереса не вызвала при первой встрече. Не на мой вкус девушка и не мой размерчик.

– Ну да, видела я твой размерчик, – усмехнулась Мира, – дебелые сисястые блондинки.

– Ну, не дебелые как раз, – посмеивался Андрей ее критике, – а стройные.

– Кроме двух, противоположных центров тяжести, – внесла уточнение Мира.

– Кроме них, – усмехнулся, соглашаясь, он. – Но в общем и целом портрет точный. А тут какая-то пигалица, да еще задиристая, кусачая. Вся на иронии и посматривает так, по-особому: не то чтобы с презрением, но будто все про меня знает-понимает и посмеивается.

– А потом в один момент что-то случилось, – подхватила Мира и снова, поражаясь, спросила: – Как вот так? Не воспринимали друг друга, не видели по-настоящему и не нравились-то толком, и вдруг как кто-то пыльный занавес между нами отдернул и оказались самые родные?

– Да бог знает? – призадумался Андрей. – Значит, и так бывает, что в этом копаться. Спасибо, что случилось, – и внезапно изменив тон на многозначительный, протянул руку, погладил ее по изгибу бедра. – Скажем так: с некоторых пор я открыл для себя изысканную и великую красоту небольшой женской груди и поразительную прелесть миниатюрных женщин.