за последнее время. Помедлив, Элоиза все же позволила Лиллиан взять ребенка. Лиллиан, как всегда, все сделала правильно. Она была сильнее, чем казалась. Одну руку она положила под попу Розы, а другой обняла ее за талию и прижала к себе.

– Лиллиан – прямо маленькая мама, – сказала Розанна. – Наверное, наследственность со стороны Уолтера.

Элоиза засмеялась.

– Папа сегодня покупает трактор, – сообщил Джо.

– Правда? – Мистер Зильбер снова осмотрелся.

– Да, – сказала мама. – Он получил чек благодаря закону о регулировании сельского хозяйства. А еще одна семья уехала в Калифорнию. Трактор достался ему значительно дешевле, чем мог бы.

– Мы читали про Ассоциацию отдыха фермеров, – сказал мистер Зильбер.

– Ох, – ответила мама, – Уолтер их терпеть не может. Они взорвали поезд.

– Это всего лишь слухи, – сказал мистер Зильбер. – Но они кое-чего добились. Фермеры должны понять, что они тоже рабочие. У них больше общего с другими рабочими, чем с крупными землевладельцами.

Джо нравилось слушать, как говорит мистер Зильбер.

– Может быть, – сказала мама. – Может быть. Может быть. Не хотите лимонаду? Сегодня так жарко…

Мистер Зильбер подался вперед.

– Солидарность – превыше всего. У начальников и банкиров она есть. У нас она тоже должна быть.

Мамино лицо приобрело жесткое выражение.

– Прошу прощения, – весело сказала она. – Не могу с вами согласиться. Превыше всего – почитать Господа, и тогда он даст нам свои дары. – Она откашлялась. – Вот, например, новый трактор.

– Ну, – заметила Элоиза, – возможно, было бы лучше, если бы вы с Ларсенами – так их звали, да? – поделили трактор. Наша собственность часто владеет нами. Я выросла на ферме. Я знаю, что это значит, правда, Юлиус? – Она снова повернулась к Розанне. – Я хорошо помню, как в нашем детстве ни у кого не было нужного оборудования, поэтому во время сбора урожая и забоя скота люди ходили к соседям и помогали им. Вот и все, что я имею в виду. Это основа кооперативного движения.

– Мы по-прежнему так делаем. Готовим большой ужин и все такое. Две недели назад, когда убирали овес, мама привела всех своих друзей. Было весело.

Похоже, все с облегчением вздохнули.

Элоиза повернулась к мистеру Зильберу и сказала:

– Кстати, Розанна всегда подавала самое вкусное мороженое. А я заставляла детей крутить рычаг.

К тому времени, как вернулись Фрэнк с папой, Элоиза и дядя Юлиус уже уехали. Трактор оказался черным «Фармоллом» с красными колесами. Сначала надо было завести передний двигатель, работавший на бензине (он назывался пусковой двигатель), а от этого заводился настоящий мотор на дизельном топливе. Фрэнки считал, что за исключением его велосипеда, конечно, трактор – это самая отличная штука, но Джо он казался шумным и уродливым, и ему не нравилось, что Джейк и Эльза больше ничего не будут делать, – возможно, теперь папа решит, что от них никакого проку, и отправит их в Ашертон на скотобойню. Джо прекрасно знал: папа может сколько угодно повторять, что Джейк и Эльза – прекрасные лошади и для них всегда найдется дом, но вдруг кто-нибудь из них наступит в яму и сломает ногу, и папа решит, что не стоит звать ветеринара и лечить их. Джо подумал, что когда вырастет, то непременно заведет собаку, и никто его не остановит.

1934

Фрэнку исполнилось четырнадцать, но выглядел он на шестнадцать, а вел себя на все восемнадцать. Каждое утро, проснувшись, он сначала делал свою работу на ферме, потом умывался, садился на велосипед и уезжал еще до того, как спускалась мама. До школы он мог добраться за пятнадцать минут, в зависимости от состояния дороги и силы попутного ветра. В этом году снега было немного, а тот, что выпадал, был легким, сухим и почти сразу исчезал. Добравшись до школы, Фрэнк оставлял велосипед и снова умывался. Старшая школа располагалась в сравнительно новом здании из красного кирпича с высокими потолками и белой отделкой на окнах. Она работала всего три года, но среди учеников уже существовало разделение на фермерских и городских, пусть даже последние прибывали из «города» Денби или «города» Рэндольфа, который располагался в пяти милях к северу от Денби и был даже меньше его. Лучшая часть Ашертона находилась к югу от Мэйн-стрит, и тамошние дети посещали другую старшую школу, но дети из Ашертона в Норт-Хай с удовольствием корчили из себя важных персон при фермерских детях. Впрочем, не при Фрэнке.

Никогда еще ничего в жизни не нравилось Фрэнку так, как старшая школа. Ему нравилась Римская империя, ему нравились пестики и тычинки, ему нравилось, что a(b + c) = x, ему нравился «Остров сокровищ», ему нравились уроки труда, хоровое пение, нравилось вальяжно расхаживать по коридору, как будто у него полно свободного времени, улыбаться девочкам и смеяться над мальчиками (или вместе с ними – главное, чтобы они не смогли заметить разницу). Ему нравилось, что он высокий, широкоплечий, нравилось ловить на себе заинтересованные взгляды. Да, все знали, что он с фермы, – он этого и не скрывал, – но он всегда следил, чтобы на ботинках у него не было следов навоза, и всегда держался спокойно и непринужденно. Его лицо медленно расплывалось в улыбке (над этим он работал), и он никогда не отвечал «да» или «нет», а только «возможно». Например: «Ты сделал то домашнее задание?» – «Возможно». – «Ты смотрел «Бродвей Билл»?» – «Возможно». – «Ты идешь на рождественскую вечеринку к Фрэдди Хейвуду?» – «Возможно». Это слово имело кучу значений: да, нет, мне все равно, не скажу, еще не решил. Как раз такие слова ненавидели Уолтер и Розанна. А лучше всего в старшей школе было то, что там не было Минни и Джоуи. Проехав на велосипеде всего три мили, он оставлял позади практически всех, кого знал.