Еленой дело, всё-таки, в другом. Скорее, во внутреннем вызове, который как некий знак был заключён в приоткрытой груди Елены.

Что это за вызов?

Что это за знак?

На протяжении веков сохранились рассказы об изнасиловании Елены. Первый в этом ряду, знаменитый царь Афин, Тесей, тот самый который, который совершил множество великих подвигов, и которому приписывается великая преобразовательная деятельность по созданию Афинского полиса.

И ещё, вспомним.

Именно Тесей убил Минотавра, связь преступной страсти дочери Гелиоса, светящейся Пасифаи, и божественно прекрасного белоснежного Быка (не обошлось без Афродиты), и сумел невредимым выйти из Лабиринта.

Так вот, когда Тесею было 50 лет (по греческим меркам, престарелый), он изнасиловал Елену, которой тогда было то ли 12, то ли 10, то ли вовсе 7 лет. Но уже в этом возрасте она превосходила красотою всех женщин.

Приходится признать, что можно быть соперником самого Аполлона в гармонизации мира, можно убить чудовище, родившееся в результате преступной связи других, но потом самому подпасть под власть девочки.

Елена-девочка заставила великого Тесея вновь войти в Лабиринт, из которого для него больше нет выхода.

По другим версиям, земной отец Елены, Тиндарей, как только Елена подросла (во сколько лет?), не знал, что ему делать с нахлынувшим потоком женихов, и как избежать вражды отвергнутых. Нельзя же отдать Елену в жёны, всем мужчинам Эллады, сразу.

А может быть, это и есть единственный выход?

Елену можно изнасиловать, можно отдать в мужья самому лучшему из героев, можно отдать в жертву всем мужчинам мира, но при этом она остаётся неприступной и свободной. На одном из самых древних изображений, Елена Прекрасная, абсолютно спокойна, хотя вокруг неё творится нечто ужасное. В Елене Прекрасной страсть и невозмутимость уравновешены до такой степени, что она кажется холодной и равнодушной. Но за «аполлоническим» в Елене всегда обнаруживается «дионисийское», за безмятежностью и бесстрастностью – неистовство, сумасшедшее безумство.

Дж. Боккаччо[334] считает, что «красота Елены истощила божественный гений Гомера». Но только ли Гомера.

Елена Прекрасная продолжает истощать плоть, дух, интеллект мужского мира, по крайней мере, его западной ветви.

Началось с Гомера, с древних греков, которые решили, что калокагатию (условно, единство «прекрасного» и «благородного») можно распространить только на мужчин (не споткнувшись ли о неразрешимую загадку Елены Прекрасной?).

Продолжалось в последующие века.

Продолжается и в наши дни.

В «Фаусте» Гёте[335], Елена обольщает Фауста, становясь подобием самого Мефистофеля, но сама же превращается в мираж – «счастье и красота не уживаются» – подобно тому как миражом оказывается сама греческая античность при столкновении с сумрачным германским гением.

У Ж. Оффенбаха[336] – полный контраст – Елена становится весёлой и легкокрылой в духе его искрометных музыкальных комедий.

В наши дни, Елену продолжают находить везде, от арийской белокурой бестии до голливудской светловолосой красотки, от фолкнеровской Юлы[337] до взорвавшей благопристойность Белого дома Моники Левински[338].

А в недавней Российской театральной постановке «Троила и Крессеида» Шекспира[339], Елена стала грузной развалиной с дребезжащим голосом и застывшим от порока лицом

…не будем ополчаться на карнавальные утехи режиссёра, но что до них Елене Прекрасной…

Западная интеллектуальная мысль продолжает истощать себя, рассматривая онтологию Женщины как преодоление монологизма Бога-Отца, претендующего на владение Единым.

Сама же женщина-богиня предстаёт сразу в двух ипостасях, женщины-матери, непорочной девы Марии, и Елены Прекрасной, земного воплощения Афродиты-Венеры.

Но дальше, новые барьеры и новые пределы.

Можно убить Бога, можно перестать относиться к Эроту как к пороку но всё равно придётся, используя афоризм Ларошфуко[340], признать, что Елена Прекрасная, подобно солнцу и смерти, не даётся пристальному взору.

Несмотря на продолжающееся «истощение», странным образом, все интерпретации Елены Прекрасной

…за исключением, пожалуй, уныло-морализаторских…

возвращаются к некоторому исходному образу или, говоря иначе, к некоторому исходному вопросу.

Могут меняться обличья Елены, – богиня, царица, жена, любовница, героиня, чародейка, целительница, блудница, колдунья, лицедейка, женское чудище, патрон женской инициации, вечно сияющая звезда, – но, подобно капле ртути, она всегда остаётся цельной, как бы её не дробили.

По Еврипиду[341] Елену убивает Орест, считая, что за это убийство ему простят убийство матери, но труп Елены таинственно исчезает. В финале же появляется Аполлон и сообщает, что похитил Елену здоровой и невредимой, отныне она будет сидеть рядом с Герой и Гебой, улыбаясь смертным с неба.

Может быть, в этом основная разгадка:

Елена Прекрасная, прежде всего, богиня, даже в качестве царицы, жены, любовницы, и пр.

А отсвет богини Елены Прекрасной, отсвет звезды Елены Прекрасной, падает на всех женщин, которые способны нести в себе её частицу в самых трудных обстоятельствах жизни.

Елена Прекрасная продолжает олицетворять собой женское начало как в сакральном, так и в мирском его проявлении.

Нам неведомо, что совершала настоящая греческая царица позднего Бронзового века, но в западной культуре Елена стала вместилищем мужских фобий перед непостижимостью Женщины.

И no-прежнему кажется, что она неприступна, и просто смеётся над ними.

Только и остаётся, последовать примеру мудрого старца Гомера, и подробно описывать кресло богатой работы, мягкий ковёр, волнистую шерсть пурпурного цвета.

В заключении, стихи Осипа Мандельштама[342], которые говорят сами за себя.

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

Я список кораблей прочёл до середины:

Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,

Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи —

На головах царей божественная пена —

Куда плывёте вы? Когда бы не Елена,

Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море и Гомер – всё движется любовью.

Кого же слушать мне? И вот, Гомер молчит,

И море чёрное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

Перикл и Аспазия: история гражданского брака

…несколько предварительных замечаний к «Периклу и Аспазии»

О Перикле[343] и Аспазии[344] можно писать романы, ставить спектакли, снимать фильмы. Удивляюсь, что их так мало, и что они не стали художественным событием. А ведь речь идёт не о мифологических сюжетах, а о том, что в той или иной степени стало происходить между мужчиной и женщиной только в новое и новейшее время.

И самое принципиальное. Жён в Древней Греции было множество, практически у каждого взрослого мужчины. Сидели в гинекее, не высовывали голову. Только может быть по праздникам, участвуя в праздничных ритуалах.

Аспазия была женой, что было новым для того