Заперев за Мариной дверь, Юлия вернулась на кухню. Опустилась на табурет, уронила голову, скорбно скрестила руки на коленях. Предстоящее объяснение пугало ее.

Никита сел перед ней на пол, бережно взял ее руки в ладони, нежно поцеловал:

– Успокойся, родная, и расскажи мне по порядку, что с тобой происходило в последний год. Только подробно и по возможности без купюр.

– Спасибо тебе! – сказал Никита и смешно потерся носом о плечо Юлии.

– За что? – рассмеялась она.

– За то, что ты есть! За то, что согласилась стать моей женой! – горячо прошептал он прямо ей в ухо.

Юлии стало немного щекотно и невыносимо приятно, она обернулась и, запрокинув лицо, подставила губы под неминуемый, такой долгожданный поцелуй. Они стояли на высоком берегу, над слиянием двух рек. Древний шестиконечный крест высился над ними, словно венчая их союз. Громада базилианского монастыря словно наползала на кручу и выглядела так же массивно и величественно, будто являлась частью горы. В начале восемнадцатого века архитектор тонко почувствовал величие этого места. Потому и воздвиг именно тут и собор, и монастырь так, что они слились с горой, стали ее продолжением.

Сразу после суда над младшим Морозовым Никита привез Юлию сюда. Они немного погуляли в парке и, выйдя на смотровую площадку, остановились, чтобы полюбоваться панорамой древнего города. Глеб все же довел дело до конца, подключив все возможные и невозможные связи, вычислил, где скрывается Владимир, и вывел на него оперативную группу. Доказательной базы оказалось вполне достаточно, чтобы привлечь его к ответственности. Теперь, когда суд был позади, Никита окончательно воспрянул духом. Но главным для него стало согласие Юлии на брак. Сейчас ему больше всего хотелось помчаться куда-нибудь, отыскать для нее какое-то невероятное подвенечное платье, договориться о венчании, но Юлия попросила не торопиться. Не потому, что могла передумать, нет, просто ей вдруг захотелось растянуть это неведомое прежде состояние ожидания праздника. Впервые в жизни она осознала, что значит быть невестой. Окруженная вниманием и заботой Никиты, она ощутила, что иногда можно позволить себе быть слабой, чуть капризной и бесконечно любимой.

Андрюшка за прошедшее время настолько спелся с Никитой, что теперь целыми днями пропадал у него дома. Плескался в небольшом бассейне, вечерами просиживал у камина с будущим отчимом, ведя с ним задушевные беседы. Расспрашивал о местах, где пришлось побывать Никите. Только тот почти ничего не рассказывал о войнах, в которых участвовал. Старательно избегал не только расспросов, но и намеков. Зато мог сколько угодно говорить о лесе. Андрюшка с удовольствием ездил с Никитой по делянкам, посещал лесопилки, с интересом наблюдал, как огромные стволы елей превращаются в идеально ровные, остро пахнущие смолой доски. Сейчас мальчик остался дома под присмотром Виктора. Ему объяснили, что у Никиты и мамы неотложные дела.

Никита, решив воспользоваться относительной свободой, уговорил Юлию не спешить домой. Действительно, почему бы им не посвятить этот день себе? Тем более что, когда он усаживал Юлию в машину, она вдруг уверенно сказала:

– Я согласна!

– Что? – переспросил Никита.

– Я согласна выйти за тебя замуж. Конечно, если ты не передумал! – как-то совершенно буднично повторила Юлия, и, если бы не запылавшие внезапно щеки и напряженно сузившиеся от ожидания ответа глаза, можно было бы подумать, что секунду назад они обсуждали, покупать или не покупать сегодня картошку.

Никита вздрогнул от неожиданности и бесконечно долгое мгновение смотрел на Юлию, а после…

Он целовал ее прямо в машине, на виду у прохожих, не обращая ни на кого внимания, не замечая, что на них смотрят с усмешкой. Никита словно сбросил добрых три десятка лет и превратился в восторженного, безумно влюбленного юношу, впервые ощутившего сладость первого долгожданного поцелуя. Они не могли оторваться друг от друга, и даже нетерпеливые гудки автомобилей, которым они перекрыли выезд из паркинга, не смогли прервать их поцелуй.

Смешно, но они целовались на светофорах в ожидании зеленого света, на стоянке в парке, у величественного памятника с пушками и никак не могли остановиться. Долгое, мучительное ожидание вдруг прервалось, и страсти, бушующие в Никите, как, впрочем, и в Юлии, вырвались на свободу, захватили их, закружили в стремительном водовороте и теперь не выпускали из цепких объятий.

Пряча лицо на груди Никиты, Юля не могла прийти в себя. Наконец-то она обрела то, ради чего стоит жить, – любовь!