Открыть без ключа ее было нельзя. Зина потрясла шкатулку — внутри было явно что-то тяжелое, металлическое. Обыскала комод снова, трюмо тоже — ключа нигде не было. Она задумалась.

Как же открыть? Крестовская пошла на кухню за ножом и в коридоре столкнулась с Бершадовым, который подъехал вместе с экспертами.

— Зинаида, ты у меня пойдешь под суд! — еле сдерживая смех, произнес он. — Что я из тебя вырастил? Работников управления НКВД строишь?

— Борис Раевский мертв, — мрачно сказала Зина, не обращая внимания на его шуточки. — Он умер от укола иприта.

— Что у тебя в руках? — Бершадов не открывал от шкатулки глаз.

— Не могу открыть, ключа нет! — Зина тряхнула шкатулкой, снова раздался металлический стук. — Я шла на кухню за ножом.

— Дай-ка мне, — Бершадов зашел следом за Крестовской на кухню и достал из кармана небольшой перочинный ножик. — Сейчас попробую…

Через минуту раздался скрежет, крышка шкатулки откинулась наверх — взору предстали царские червонцы. Бершадов высыпал их на стол.

— Так… Я знаю, откуда она. Вот с кем связана эта птичка! — хмыкнул довольно Григорий.

— Контрабандисты? — догадалась Зина.

— Именно! Ну, сегодня мы ее возьмем. Эти ребята собираются ночью переправиться в Румынию возле Ильичевского порта. Нам остается только их встретить. Скажу тебе по секрету: у меня и без всего этого была запланирована сегодня операция по перехвату.

— Она там! — в запале выкрикнула Крестовская. — Эта женщина там! Она вместе с ними хочет переправиться за границу, поэтому убила Раевского!

— Ты знаешь, кто она, так? — Бершадов тяжело посмотрел на нее.

— Да, знаю, — Зина смело выдержала его взгляд. — Это единственная женщина, которой я показывала свое удостоверение. И она запомнила мое имя. Я знаю, кто она.

Она смело рассказала Бершадову о своей догадке.

— Хорошо, — нахмурился Григорий, — допустим. А причина всех убийств?

— Я не знаю, — Зина развела руками, — не имею ни малейшего представления. Но я пойму. Обещаю это.

— Ладно, — Бершадов вздохнул. — Сделаем так. Если она не попадется сегодня ночью, тогда двадцать третьего июня сделаем специальную операцию по перехвату.

— Почему двадцать третьего? Нужно прямо завтра, двадцать первого! — запротестовала Зина.

— Нет, — отрезал Бершадов, — у меня и без того хватает своих дел. Один день роли не играет. Ничего не случится за один день.

Море было темным и безветренным. В эту ночь даже луна спряталась за облаками, однако ничто не предвещало ненастья. Небольшой рыбачий баркас шел по ровной, спокойной воде к мысу, до которого оставалось совсем немного. На баркасе потушили огни, и различить судно можно было только с близкого расстояния.

Но едва баркас поравнялся с мысом, как буквально ему наперерез выскочил небольшой катер. На баркасе запаниковали. Капитан велел было дать задний ход, однако не успел. Со всего размаху катер врезался в бок баркаса. В тот же самый момент на палубу баркаса посыпались вооруженные люди. Началась перестрелка.

Но на баркасе оказалось слишком мало людей. Очень скоро все было кончено. Капитана баркаса, его первого помощника и еще одного из членов команды перетащили на катер. Всех остальных вывели на палубу баркаса.

Один за другим в строй стали девять человек. Это были члены команды и контрабандисты. Всем им связали руки за спиной. Вперед выступил высокий мужчина в форме офицера НКВД.

— Эй, гражданин начальник! — выкрикнул кто-то из девяти. — В тюрягу потащите, или как?

Офицер ничего не ответил. По его знаку рядом с ним стали еще два человека. В руках всех трех появились пистолеты. Офицер махнул рукой… Через несколько минут все было кончено — все девять человек были расстреляны на месте, живых не осталось.

Офицер обернулся к другим молчаливым свидетелям этой казни, лениво бросил:

— Трупы в море, палубу промыть водой. Выполнять.

Затем сам перешел на катер. Баркас едва держался на плаву, однако усилиями призовой команды тех, кто высадился на него, кое-как его удалось держать. Застучали молотки, завизжали пилы — на баркасе наспех заделывали пробоину, чтобы судно могло добраться до берега. Взревел мотор. Катер развернулся и умчался обратно за мыс.

Зина расхаживала по кабинету Бершадова, прикуривая одну папиросу от другой. Внутри уже было нечем дышать от застарелого табачного дыма. Они решили, что Зина дождется результатов ночной операции прямо здесь, в кабинете Бершадова. Было пять минут второго ночи. Новостей никаких. Но Зину съедало какое-то очень странное чувство.

Почему-то она испытывала очень сильную тревогу, такую пугающую, что от нее буквально сдавливало грудь, и ей нечем было дышать. Зина не понимала, что с ней происходит.

Связано ли это ужасающее чувство с ночной операцией Бершадова? Неужели вот так она тревожится за него? Это было совершенно не понятно, не объяснимо. Крестовская уже который час все расхаживала по кабинету, даже позабыв раскрыть окна.

Наконец в половине второго ночи вернулся Бершадов. Войдя, он поморщился и первым делом распахнул окна.

— Женщины на корабле не было, — обернулся к ней.

— Она сбежала! — простонала Зина.

— Нет. Она вообще не села на корабль. Судя по всему, решила остаться в Одессе. Я уже выставил слежку за ее домом. Послезавтра будем брать.

— До послезавтра она сто раз исчезнет, — пожала плечами Зина, сдерживая себя изо всех сил. — Она шпионка. Только шпионка, которая имеет доступ к подделке документов, могла изготовить фальшивое удостоверение! Ты знаешь, на кого она работает?

— Не думай об этом, — махнул досадливо рукой Григорий. — Тебе надо поспать. Да и мне тоже. Возьми отгулы на два-три дня. А 23-го я тебя жду.

— Я не хочу никаких отгулов! — запротестовала Зина.

— А я не спрашиваю, чего ты хочешь, — мягко поставил ее на место Бершадов. — Ничего обсуждать мы сейчас не будем. Это приказ.

22 июня 1941 года

Самый сладкий сон был под утро. Зине снилось, что она идет по безбрежному морю, прямо по поверхности воды. Все вокруг залито солнечным светом. Мучающая ее тревога, та отчаянная тревога, которая терзала ее все эти несколько дней, ушла в никуда. Безбрежное море вокруг дарило сладостное, спасительное и очищающее чувство покоя, равное которому Зина не испытывала никогда.

И ей не хотелось уходить. Не хотелось просыпаться, потому что она прекрасно понимала — это сон. А сон имеет очень мало общего с реальной жизнью.