Все зааплодировали.

Потом выступила наш завуч Вера Яковлевна. Она с воодушевлением говорила о дружбе народов, о современном кино и важнейших задачах, стоящих перед ним.

После неё выступила Лина Митрофановна, которая тоже говорила о дружбе народов и о кино, являющемся одним из самых важных видов искусства.

– Только почему-то фильмов для детей у нас создают очень мало, – под конец сказала она, опустив глаза.

Тина Гавриловна отдельно не выступала, она ограничилась звонкой репликой с места о том, что было бы хорошо, если бы учителей почаще приглашали на киностудию.

От класса выступила Надя Травянко, староста. Она рассказала, как в классе все хорошо встретили Сурена, пожалела, что быстро пролетел этот месяц и что он уже уезжает…

– Он очень хороший и вежливый мальчик. Просто очень.

– Не то, что некоторые! – воскликнула Тося Рябошапка.

– Вот именно! – подхватила Надя и села.

И тут вдруг выступил дедушка Сурена Акоп.

– Дорогие мои! Прекрасные вы мои! Огромное вам, как гора Арарат, спасибо! За добрые слова и искренние чувства! За внимание и уважение к моему внуку Сурен-джяну. От всей семьи Григорян спасибо! Я всех вас приглашаю к нам в Ереван. А пока что я хочу, чтобы вы попробовали наше национальное блюдо. Долма называется, – и дедушка Акоп достал из-под стола завёрнутую в кошму огромную кастрюлю, развернул, снял крышку и начал накладывать на тарелки маленькие дымящиеся голубцы. Голубцы были необычные: вместо капусты – виноградные листья. Ничего подобного я никогда в жизни не ел. Они просто таяли во рту. И, несмотря на то что кое-кто уже ел пирожные и конфеты, все набросились на эту долму. Даже тосты о дружбе народов на какое-то время прекратились. Слышалось только причмокивание и возгласы: «Ах!», «Ох!», «Ух!», «Ну-у!..»

Наконец все насытились, и Виктор Михайлович, обращаясь к нам, сказал:

– Мальчишки и девчонки! А теперь, может, художественную часть устроим? А? Может, кто-то споёт, стихотворение прочтёт, станцует? А? Да не стесняйтесь. Не стесняйтесь! Ну!

Лина Митрофановна подхватила:

– Ой! Правильно! Тося, Надя, Нина! Ну! Ну давайте!.. Таня! Ты же у нас артистка! Виталик! Ты же так хорошо читаешь стихи! Ну!

Однако все только переглядывались, хмыкали и наклоняли головы. Никто не осмеливался начать первым. И тогда какая-то сила вдруг подбросила мою руку вверх.

– О! Стёпа! Давай! – радостно воскликнула Лина Митрофановна.

Я поднялся с мыслью: «Да будь что будет!»

– Я тоже хотел быть артистом! – мрачно сказал я. – Только не в кино, а на эстраде. Певцом хотел стать. Как Гнатюк.

Все дружно засмеялись. Потому что я специально это сказал, чтобы всех рассмешить. Как Тарапунька. Ещё и губы трубочкой вытянул вперёд так же, как он, когда «тюк» произносил.

– А что – разве плохо? Певцом, по-моему, лучше всего. И популярность у певцов самая большая, и… всё остальное… Так вот я и решил певцом стать. Голос у меня, слышите, какой? О-о-о! – заревел я. Все опять засмеялись. – Хороший? Правда? А вот слуха, честно говоря, меньше, чем певцам нужно. Это немного меня огорчало. Но мой дедушка Грицько сказал, что слух – это такая вещь, которую можно развивать. Главное для певца – все-таки голос. Так вот я и начал развивать свой слух. Дома мне его развивать мама не разрешала, поэтому я его на выгоне развивал, когда корову пас. Корове это очень понравилось, она даже не паслась, всё время слушала. Только почему-то доиться перестала… Начать свою карьеру я решил с художественной самодеятельности, а чтобы не так страшно было, дружков своих, Василя и Андрюшу, подбил на ансамбль «Школярики-дударики». Я тяну, они подхватывают.

Однажды в соседнем селе был концерт художественной самодеятельности. Местного ансамбля «Доремифасоль». Конечно, мы поехали послушать конкурентов. Запрягли в телегу кобылу Муську, спокойная она такая, и пение моё любит. Других лошадей почему-то моё пение пугало, они брыкались, прядали ушами, а Муська ничего. Поехали. Побывали на концерте. Раскритиковали «доремифасольцев» вдребезги. «Разве это самодеятельность? В нашем селе петухи лучше поют, чем их солисты!..» Ехали назад – всю дорогу пели. Я запевал, ребята подхватывали. Много песен спели. И почти все почему-то начинались на «Ой»: «Ой, в поле ветер веет…», «Ой, верба-верба…», «Ой, я несчастный…», «Ой, говорила мне мать…», «Ой, чёрная туча…» и тому подобное. Это «ой», запевая, я выкрикивал так, как будто с меня шкуру сдирали. Выходило очень здорово. Охрипли мы наконец и решили немного отдохнуть.

Ехали мы, свесив ноги с телеги, как все на телегах ездят. Я с одной стороны сидел, ребята – с другой, спинами ко мне. Еду я, ногами болтаю. И вдруг – раз! – нога моя между спиц попала.

«Ой, нога!» – заорал я. А ребята думали, что это я опять песню запел, и как подхватят: «Ой, нога-а, нога-а!..»

Я кричу, а они поют. Я кричу, а они поют. Хорошо, что кобыла Муська была всё-таки музыкальная, не зря вторым голосом подыгогокивала, – услышала, что я что-то не то, что-то фальшивлю, остановилась, голову назад повернула. Это и спасло мою ногу. А то бы остался я хромым на всю жизнь.

После этого случая петь я бросил и артистом уже больше быть не хочу, – махнул я рукой и сел.

То ли действительно всем понравилось, то ли сегодня они были такими добрыми, но все так весело смеялись и так дружно аплодировали, что я даже покраснел.

– Молодец!

– Молодец!

– Молодец! – слышалось отовсюду.

Но одно «молодец» было для меня особенно дорого. Его сказал Игорь Дмитруха. И по глазам я видел, что он не лукавил. И так был он мне симпатичен в эту минуту, так симпатичен! Ну, дразнил он меня когда-то Мухой, ну, подшучивал надо мной, ну, смеялся! Ну и что? Я уже об этом забыл. А как он туфлю той девочки из-под колеса выхватил! Вот этого я не забуду никогда. Тогда я ему искренне сказал «молодец», а теперь он мне… Рассчитались как будто.

И ещё одно «молодец» было для меня очень приятным. Его сказала Туся Мороз. Правда, я не слышал и сквозь шум услышать не мог – она сидела далеко от меня. Я прочитал по её губам и по глазам…

И Валера Галушкинский, и Лёня Монькин, и Спасокукоцкий с Кукуевицким, и Люба Присяжнюк, и Надя Травянко – и все-все смотрели на меня и смеялись. Но это был совсем не такой смех, как тогда, когда я был Мухой! Это же совсем не такой смех!

Если самая большая на свете радость, которая переполняет тебя, переливаясь через край, называется счастьем, значит, я был счастлив в эти минуты. Как я им всем был благодарен!

Что мне говорили, как хвалили меня, пересказывать не буду. А то ещё скажете, что я самый обыкновенный хвастун. Просто так получилось, что я первый выступил со своим номером, отважился, поэтому меня и хвалили.

То, что я им рассказал, я не сам выдумал, и такого со мной на самом деле не было. Это я в одной книжке когда-то вычитал, но, пересказывая, немного изменил, к себе примерил.