– Ой! Это же так здорово! Это же так здорово, что вы приехали! Это же… – я прямо захлёбывался от радости, и ключ прыгал у меня в руке, не попадая в замок. Наконец…

– Вот это да! – дед так и замер на пороге, увидев нашу мебель. – Ну, господа-а! Мне, селюку, здесь и сесть нельзя. Идём на кухню.

– Да вы что! Вы что!.. А спать вместе будем! Как на печи когда-то. Смотрите, какая широченная, смотрите!

– Эге! Красивая мебель! Ничего не скажешь. Обставляется рабочий класс. Может уже и крестьянство в гости звать. Не стыдно.

– Ну рассказывайте, рассказывайте! Как там? Как у вас? Как баба Галя чувствует себя? Как все остальные? Ребята как – Василь и Андрюша?

– Да ничего. Ребята привет тебе передавали. Может, на зимние каникулы и в гости приедут. Баба Галя просила поцеловать, что я и делаю, – дед неумело чмокнул меня возле уха. – А так всё по-старому. Не очень-то и много времени прошло, неполных два месяца. Никто не умер. Все живы-здоровы. А у тебя как?

– Да ничего. Нормально.

– Ничего? – дед лукаво прищурил глаз. – Ничего? А зачем ты обманываешь? Зачем обманываешь деда? А? По носу же вижу, что у тебя на душе что-то.

От моего деда Грицька не спрячешься. Он просвечивает лучше любого рентгена.

– Да что – на душе? Ничего на душе, – пытался выкрутиться я.

– Ну говори уже, говори. Давай!

Я вздохнул. И начал деду всё рассказывать. Абсолютно всё. От первой моей встречи с Чаком в цирке и до последней встречи сегодня. Обо всех своих путешествиях в прошлое и сегодняшнем путешествии в будущее.

Дед не перебивал меня, слушал очень внимательно, только изредка качал головой, причмокивал, иногда хмурил брови, иногда улыбался… Я рассказывал долго, почти два часа, пытался ничего не пропустить, рассказать так, чтобы дед как можно лучше представил себе всё.

Когда я закончил, дед какое-то время молчал. Потом покачал головой:

– М-да-а-а… Интересно!.. Ин-те-рес-но… Выходит, ты чуть ли не через всю историю Киева, бродяга, пространствовал. М-да-а-а… Феномен человеческого воображения, говоришь? Гм… Кто его знает… Гипноз? Не знаю. Не пробовал. Но, действительно, иногда так размечтаешься, так расфантазируешься, лёжа на сене лицом кверху, что как будто кино видишь… Видать, у тебя, Стёпка, фантазия неплохо работает. Может, и действительно писателем когда-нибудь станешь. А что? Главное же для писателя – это воображение, фантазия. Представлять себе так, как будто ты это глазами видишь. Ну, правда, ещё и работать надо. Потому что то, что ты представляешь, надо ещё и описать так, чтобы читатель твой представил. А это, брат, наверное, непросто. Поэтому не думай, что ты уже Бога за бороду ухватил.

– А я и не думаю.

– Вот… Ну, а что касается веселящего зелья твоего, смех-травы, то, по-моему, оно ни к чему. Если бы я, например, даже и знал секрет этого зелья, я бы его людям не давал. Честно! Радость должна быть не от зелья, не от травы. Это только коровам от травы радость. А человек же – не корова. Человек должен радоваться по-человечески, человеческим радостям, которые даёт жизнь… И ещё скажу: юмор, смех – это дело совместное, коллективное. Вот грустит, скорбит человек, как правило, в одиночестве. Это дело, так сказать, сугубо личное, индивидуальное. И как это не горько признавать, но при самом искреннем желании даже самого родного человека ощутить грусть с такой же силой, с какой её ощущаешь ты сам, почти невозможно. Хотя надо, конечно, помогать друг другу преодолевать грусть. А вот смеётся человек, как правило, в обществе. В одиночку, даже что-то очень весёлое услышав или вспомнив, долго не посмеёшься. Все вместе – вот это смех! Вот это радость! Так вот что я тебе скажу: держись людей, Стёпа! Будь всегда с людьми. Старайся, чтобы они тебя любили. А для этого надо их любить. Будь достоин внимания и уважения людей. И не нужна будет тебе никакая смех-трава, никакое веселящее зелье. Вот! И ещё скажу: со смехом, Стёпа, надо быть осторожным. Над собой смейся, сколько хочешь, а вот над другими – смотри… Тебе смешно, а кому-то из-за твоего смеха, может, плакать хочется.

Я хотел деду сказать, что я никогда, что я…

Но не успел ничего сказать. Внезапно зазвонил телефон. Я схватил трубку.

– Степанян? Привет! А что ты делаешь? – и, не дав мне ответить, Туся затараторила:

– Слушай! Мы в парке имени Примакова. Собираемся там же, возле центральной клумбы. Слушай, если ты и сегодня скажешь, что ты не можешь, я… я…

– Я… – я растерянно посмотрел на деда.

– Кто это? – спросил дед.

– Да… – я заслонил трубку рукой. – Приглашают. Гулять… Одноклассники.

– О! Так беги быстрее!

– А вы?

– А я чаю выпью и отдохну хоть немного. А то до прихода твоих родителей не дотяну. Беги!

– Степанян! Ты что – оглох? Степанян! – кричит в трубку Туся. – Алло! Алло!

Я открыл трубку:

– Алло! Ну чего ты кричишь? Сейчас приду. Приду! Сейчас…

Какой у меня хороший дед! Мой дед Грицько! Как я его люблю! Всё-всё на свете он понимает. Всё-всё…

И вот я бегу в парк Примакова.

Там ждут меня. Там ждёт меня мой шестой «Б».

Я уже всё рассказал. До свидания!

Я бегу.

Я спешу.

До свидания!