Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За несколько дней до операции я зашла в ванную, чтобы собрать все необходимое для больницы. Понимая, что о душе на некоторое время придется забыть, я взяла резинки и заколки, чтобы волосы не лезли в лицо. Копаясь в ящике в поиске заколок, я заметила пузырек ярко-розового лака для ногтей.
Его цвет напомнил мне плетистые розы, которые когда-то росли у мамы во дворе. Я понимала, что после операции мне несколько дней предстоит провести в постели, ожидая заживления швов, и догадывалась, что еще не скоро смогу снова накрасить ногти на ногах.
Отложив сборы, я решила сделать себе первоклассный педикюр. Раз уж мне несколько дней предстояло смотреть на собственные ноги, я хотела, чтобы они выглядели как можно лучше. Если уж у меня внутри картина была не из приятных, пусть хотя бы ногти будут красивыми. Я постаралась на славу и, закончив, довольно осмотрела результаты своего труда – получилось просто чудесно.
Утром перед операцией я лежала на каталке в коридоре возле операционной, и рядом стоял мой встревоженный и перепуганный отец. Осторожно, чтобы не сорвать иглу для капельницы, которую уже ввели мне в руку, я откинула простыню с ног и сказала:
– Пап, смотри, я ногти накрасила.
– Никогда не замечал, что у тебя такие красивые ногти, – удивленно ответил он и принялся показывать их всем, кто приходил меня проведать.
Медсестры, хирурги, анестезиологи – и даже один санитар – любовались моими розовыми ногтями, пока папа пытался забыть о страхе, думая о моих ногах, а не об операции.
План сработал. Мы смеялись и не думали о том, что мне предстоит. Когда меня наконец забрали в операционную, папа уже не казался ни встревоженным, ни перепуганным – он улыбался. Последним, что я запомнила перед анестезией, стали слова хирурга, которая похвалила мой педикюр и спросила, сделаю ли я ей такой же, когда мне станет лучше.
Операция прошла успешно, хотя и затянулась. Вскоре я уже очнулась от анестезии в послеоперационной палате. Мысли у меня еще путались, но я услышала, как сестра, раскрыв мне ноги, сказала:
Ногти сыграли свою роль. Я справилась.
– Не буду закрывать такие красивые ногти!
Я улыбнулась. Ногти сыграли свою роль. Я справилась.
Все долгие дни, что я лежала в послеоперационной палате, мои розовые ногти радовали больничный персонал и всех моих посетителей. Эта приятная мелочь добавила позитива в печальную ситуацию.
Если мне придется еще раз лечь в больницу, я точно прихвачу с собой пузырек ярко-розового лака для ногтей… А может, в следующий раз возьму красный.
Для ребенка чудес на свете не семь, а семь миллионов.
Мы с моей четырехлетней дочуркой Кристиной опять опаздывали. Я быстро ехала на нашем синем мини-вэне по улицам города, но мы стояли почти на каждом светофоре и не успели добраться до последнего перекрестка раньше автобусов, выезжавших со школьной парковки. Поэтому мы застряли надолго.
На зеленой лужайке рядом с нами росло целое море одуванчиков – не желтых, а белых, пушистых.
– Кристина, смотри какой несчастный двор! Сколько сорняков…
– А сколько желаний, мамочка! – ответила она.
Счастье – в нашем отношении. Мы либо страдаем от жалости к себе, либо радуемся жизни. Сил при этом тратится одинаково.
Я устала от постоянных трагедий и решила больше не настраиваться на худшее. Несколько недель назад, нарезая груши для десерта, я услышала жужжание бензопилы своего мужа Боба.
«Видимо, пилит дерево, – сказала я себе. – С ним все в порядке».
И продолжила резать.
«Все хорошо, хорошо, хорошо, хорошо». Я услышала, как упало дерево. «Проверять не буду». В этот момент я порезала большой палец, и кровавый эпизод позволил вернуться моему «обычному» настроению, сопровождаемому всеми сиренами богини Невротики.
«Ветка воткнулась ему в сердце», – сообщили мне сирены.
«Нет. С ним все хорошо», – ответила я.
«Он разворошил улей пчел-убийц, и теперь они впились ему прямо в глаза».
«Нет», – сказала я и продолжила резать груши.
«Он УМЕР!»
Так. Это была последняя капля. Я выглянула на улицу, но не увидела Боба. Потому что он лежал на земле… под поваленным деревом… со сломанной ногой.
Я подбежала к нему и обхватила его голову руками. Он открыл полные слез глаза, посмотрел на меня и сквозь жуткую боль прошептал:
– Только не пиши об этом.
Я пообещала, что писать не буду. Когда человек в шоке, он потом все забывает, так что обещать можно что угодно.
Теперь Боб в гипсе и многого не может. Но это ничего, ведь я и так не позволяю ему поднимать ужасные тяжести вроде столовых ложек. Вчера он кое-что сказал мне, и я начинаю подозревать, что действую ему на нервы.
– Ты действуешь мне на нервы, – сказал он и поковылял на кухню, где взял открывашку для банки с кофе.
– Я сама, – перехватила ее я.
Он забрал у меня инструмент.
– Я и так ни на что не годен, а ты делаешь только хуже.
Я снова выхватила открывашку у него из рук.
– Боб, не стоит держать свои чувства в себе, – сказала я и открыла банку. – Дай выход всем подавленным эмоциям – и боль пойдет на убыль.
– Да, у меня как раз побаливает одна заноза… в заднице.
Из-за его перелома мы не можем путешествовать и гулять по окрестностям. На прошлой неделе мы поехали в кафе-мороженое и вместе съели огромную порцию, не выходя из машины.
Смеясь, мы смаковали запретную амброзию. Позже я написала своей приятельнице Деб, что из-за увечья Боба мы целый день ничего не делали – только съели мороженое. Она ответила: «Надеюсь, мороженое было волшебным».
Я зачитала Бобу ее письмо. Он сидел на диване и пытался почесать ногу под гипсом, но у него ничего не получалось. Ему нелегко было просить меня об одолжении, но выбора не оставалось – он не мог даже принести себе носовой платок или поиграть с собакой и ее любимым плюшевым ежом. И Бобу эта ситуация уже изрядно надоела.
Сев рядом, я принялась массировать ему ногу.
– Прогулка по лесу была бы гораздо волшебнее мороженого, – сказал он.
Что это, если не волшебство?
Но тут я применила свою излюбленную технику и посмотрела на эту сцену сверху. Я увидела двух ворчунов, которые заперлись в доме и упустили чудесный осенний денек. А потом ее место заняла другая картина: я увидела момент нежности, в который я чесала Бобу ногу, пока мы сидели дома. Я увидела яркие цвета за окном и человека, который скоро поправится под моим присмотром. И я поняла, как мы были счастливы в этот день, полный чудесных мечтаний, когда радостно уплетали мороженое в машине.