– Я тебя понимаю, – кивнул Луи. – У меня в голове не осталось ни одной карты. Теперь приходится заранее строить маршрут в Интернете.

Луи было немного за шестьдесят. Он имел докторскую степень (к которой относился с изрядной долей иронии) и вел активный образ жизни. Пять дней в неделю он работал волонтером в местной благотворительной организации, а по вечерам обычно судил футбольные матчи. Он играл в бридж. При этом ему приходилось кучу времени тратить на поиски «вещей, которые еще минуту назад здесь были».

– Я живу почти нормальной жизнью, но я ненормальный, – сказал Луи.

И все закивали. Все понимали, что голова в любой момент может их подвести.

Многие говорили, что чувствуют одновременно гармонию и беспокойство.

– Бывают дни, когда время идет, а я стою на месте, – признался Чарли, которому диагноз поставили совсем недавно.

Все согласно загудели.

– Я живу в гармонии с собой, – сказала Шерри.

Ей не исполнилось и шестидесяти, и она была одной из самых молодых обитательниц своего пансионата.

Бывший прокурор Дик сообщил, что ему стало лучше, когда он снова занялся теннисом и другим спортом.

– Но бывают дни, когда я ничего не понимаю, – покачал головой он. – Что ж, мне остается лишь смеяться.

– Я позитивный человек, – заявил один из новичков группы, Боб. – Мне нравится получать новый опыт, а это тоже опыт.

Мишель спросила собравшихся, что написать на транспарантах, которые они понесут на благотворительной «прогулке памяти».

– Мы не сдаемся! – воскликнула Шерри.

– Мы все те же, – предложил еще кто-то.

– У нас Альцгеймер, не проказа, – к всеобщему ликованию, сказал Боб.

Встреча закончилась. Проходившая в соседней комнате встреча людей, осуществляющих уход за больными, тоже подошла к концу, и родственники встретились в коридоре.

Обрадованная, я направилась к машине. Я ожидала мрачных разговоров о страшной болезни, а вместо этого встретилась с людьми, которые были решительно настроены дать бой трудностям и жить полной жизнью. Их надежда и оптимизм в отчаянной ситуации напомнили мне, что нет ничего невозможного.

Тишину нарушал лишь стук клавиатуры – я работала в драгоценные моменты спокойствия, которые удавалось найти среди хаоса моей обычной жизни. Визиты к врачу, строгое расписание приема лекарств – в последнее время у меня редко находилось время на себя. Мне нужно было сдать работу в срок – жизнь не останавливается из-за операции. Но после всего, через что мы прошли за последние три недели, все сроки казались не такими уж важными.

Мой муж Майк ворочался на кровати, которая раньше стояла в спальне нашей маленькой квартиры. Теперь ее пришлось поставить посреди гостиной – и эта кровать стала центром моего мира. Она потеряла свой статус места для отдыха и превратилась для Майка в своеобразную тюрьму. Вводимые внутривенно антибиотики приковали его к постели.

Представляя собственную жизнь, я всегда видела себя хозяйкой чудесного дома с картинки в глянцевом каталоге. Я видела себя успешной деловой женщиной и хорошей женой – на зависть друзьям. Я не видела себя уставшей, измотанной и стоящей на грани нервного срыва.

Сидя за компьютером и делая вид, что работаю, я все гадала, сможем ли мы вернуть ту жизнь, которая у нас была раньше – до того, как Майка на шестнадцать дней положили в больницу, до того, как мы узнали о пороке его сердца, и до того, как ему пришлось сделать опасную операцию. Я подозревала, что это маловероятно, но мне нужна была хоть какая-то надежда. Мужчина, прикованный к нашей постели, совсем не походил на того, за которого я вышла замуж, а я отчаянно желала увидеть хотя бы проблеск его прежней личности.

Майк был нездорово бледен. У него растрескались губы – он не слушал моих уговоров смазать их гигиенической помадой. Его когда-то мускулистое тело, подтянутое от многолетней игры в баскетбол, превратилось в груду тощих конечностей, прикрепленных к покрытому шрамами торсу. Все это ужасало меня, но больше всего я боялась его взгляда. Теперь в его глазах не было света. Майк почти не улыбался. У него на лице застыло тревожное выражение, из-за которого он казался гораздо старше своих двадцати шести лет.

Я подошла к кровати, чтобы проверить его. У меня закончились все слова ободрения, поэтому я просто трижды сжала руку Майка. Так мы молча говорили «Я тебя люблю» с тех самых пор, как начали встречаться. Он сжал мою руку в ответ, но едва ощутимо. У него совсем не было сил. Он пытался быть смелым ради меня, а я пыталась быть смелой ради него, но выходило у нас не слишком хорошо.

Майку не хотелось ни говорить, ни смотреть кино, так что я оставила его лежать, уставившись в потолок, подумав, не наклеить ли туда плакаты, как в кабинете стоматолога, чтобы ему хоть было что разглядывать. Тут я поняла, что плакат у меня только один – «В поисках Немо». Я представила, как он будет смотреться на потолке.

«Если ты и правда думаешь, что Немо хоть немного поможет, дела совсем плохи», – сказала я сама себе.

Я усмехнулась при мысли о косяке мультяшных рыб, глазеющих на Майка с потолка.

Нет, это не поможет, решила я.

Рост Майка – метр девяносто, и он никогда не влезал на нашу кровать. Я заметила, что его светло-зеленые носки выставляются из-под одеяла. Такие носки выдают пациентам в больницах – у них на подошве белеют пластиковые звездочки, чтобы никто из больных не поскользнулся при ходьбе. Сначала мы смеялись над этими носками, но теперь веселье прошло. Майк был очень слаб, и я боялась, что он в любой момент может упасть. Носки давали гарантию, что он не поскользнется. Они напоминали мне носки моей годовалой племянницы. Она только училась ходить, но стояла на ногах тверже Майка. Его носки немного испачкались, но мне не хотелось их стирать. Грязь свидетельствовала, что он ходил. Она показывала, что он когда-то вставал с этой жуткой кровати, и давала мне надежду, что встанет снова.

Глаза защипало от слез, и я быстро отвернулась. Один из нас должен был быть сильным. Я тихонько молилась, прося у Бога сил для нас обоих. Я молилась о силе, замечая, что Майка подводит не только тело, но и дух, и это пугало меня больше, чем я готова была признать.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, пожалуй, в сотый раз за день.

– Нормально.

– Пора в душ. Сам дойдешь до ванной или тебе помочь?