XI

Выходили из Темнолесской перед вечером. Шли на юго-восток. Тени растягивались и играли на дороге и кустах далеко впереди.

Обязательный знак с волчьей пастью, оркестр, Шкуро с командирами, чуть обгоняя их, на голову коняг. Четыре полные сотни, все одеты и вооружены винтовками или обрезами. Сзади — двухорудийная батарея трехдюймовок — под командованием есаула Трепетуна. Справа впереди изредка громыхало. Шкуро придержал коня, поравнялся с Логиновым, сказал, подмигнув:

— Старается генерал Боровский под Невинкой. Глядишь — до зимы завязнет, и нас хотел туда же.

Маршрут, благодаря начальнику штаба, выбрали безошибочно: к вечеру 16 сентября, никем не замеченные, добрались до небольшой — метров сто — высотки, поросшей соснами, а местами светящей оголенными вершинами. За ней — станция Киян. План действий был разработан еще в пути: разведчиков — на высоту и станцию, если нет препятствий, орудия — на прямую наводку, людям спешиться, но коноводам оставаться рядом.

Еще не успели поставить орудия на огневые позиции, как разведчики доложили: на станции бронепоезд и рота красноармейцев. Для Шкуро и штаба отрыли небольшой окоп — наблюдательный пункт. Уже смеркалось, горизонт исчезал в синих сумерках. Полковник рассмотрел в бинокль станцию справа под холмом, бронепоезд, копошащихся людишек у вагонов. Вдоль путей двигались патрули. Ждут казаков. Подумалось о ночном штурме, но в сгущающейся темной синеве за станцией вынырнули огоньки, а вскоре пыхнул паровоз. Огни размножились, цепочками помчались к станции. Еще бронепоезд. За ним другой.

— Все бронепоезда они сосредоточили здесь, — сказал начальник штаба. — Нас обнаружили.

— Что вы думаете о ночном бое, Антон Михайлович? — спросил Шкуро.

— Прорыв возможен, но с большими потерями. С очень большими.

— Значит, атакуем с утра. Трепетун, подобьешь броневики? Хватит снарядов?

— Снарядов хватит, да мне много и не нужно: по два на бронепоезд.

— Так уж и по два.

— Ну, по три.

. — Готовь орудия. С утра начнем.

День начался с неприятных неожиданностей. Резко хлопнули выстрелы бронепоездов, с пасмурного неба сыпанул смертельный град шрапнели. Казаки, не любящие лежать под выстрелами, кинулись вниз, за гребень холма, к лошадям. Открыли огонь орудия Трепетуна, но в ответ загрохотали орудия: всех трех бронепоездов, чередуя шрапнели и гранаты. Утренний свет заволокло дымом и взрытым песком, пришлось уходить с гребня вниз, в мертвое пространство. Шрапнель злым градом била и сюда, ломала ветки деревьев, достигала и казаков — уже кричали раненые. Шкуро со штабом устроился в какой-то песчаной яме, на правом фланге, ближе к станции, — сюда почему-то снаряды красных почти не падали. Командиры сотен Логинов и Маслов, словно сговорившись, предлагали атаку на станцию. Шкуро их понимал: когда развернется бригада, кому-то дадут полки, конечно, самым храбрым. Но он не хотел атаковать по многим причинам. Это первый бой, и он сам должен возглавить лаву. А зачем рисковать в самом начале? Ведь красные встретят пулеметами, и погибнут многие из тех, что должны стать ядром будущей бригады.

— Сначала подобьем бронепоезда, — сказал полковник, — потом поглядим.

Начальник штаба был с ним согласен. Однако случилось неожиданное: замолчало одно из орудий Трепетуна.

Шкуро послал связного. Тот прибежал расстроенный:

— Подбили, господин полковник. Прямо в ствол угодили.

— Вот так, господа сотники… — Шкуро зло выругался. — Вот и подбили мы бронепоезд. Пускай теперь Трепетун с одной пушкой постарается. Он артиллерист умелый.

Трепетун постарался. Вскоре сквозь грохот разрывов услышались радостные крики артиллеристов. Один бронепоезд был сильно поврежден. Шкуро со штабом выбрались повыше, увидели бронепоезд в дыму и огне, остановившийся в полуверсте от станции с южной стороны. К нему быстро двигался второй бронепоезд. Третий, стоявший со стороны Невинномысской усилил огонь — единственную пушку Трепетуна застелило сплошным черным дымом, но она продолжала стрелять.

Это был не придельный огонь — снаряды падали по разные стороны железнодорожного полотна. Два бронепоезда успешно осуществили замысел красных: к одному из них был прицеплен поврежденный, и они на большой скорости устремились в сторону Минвод. Ослабил огонь третий бронепоезд, дым развеялся. Трепетун продолжал стрелять. Теперь — прицельно. Его снаряды рвались рядом с бронеплатформами.

Шкуро с адъютантами направился к своему артиллеристу — на самом гребне стояла едва вкопанная пушка, открытая для выстрелов противника прямой наводкой.

— Так, кто кого подбил? — спросил Шкуро Трепетуна.

— Я не успел. Да он и не подбил — орудие было неисправно. Лопнул металл. А этого, — он кивнул в сторону красного бронепоезда, — я подобью. Так и артиллеристы-то вшивые. Лепят в белый свет.

Снаряды красных падали в лес, на склоны высоты, не причиняя никакого вреда, а снаряды Трепетуна все ближе подбирались к бронепоезду. Там поняли, что продолжение перестрелки не в их пользу, и бой закончился. Запыхтел паровоз, и бронеплатформы на большой скорости въехали на станцию. В бинокль хорошо было видно, как толпа красноармейцев бросилась к поезду.

— Это они митинг провели и решили отступать, — сказал Трепетун. — У них так — все голосованием.

Люди быстро погрузились на бронепоезд, который ушел в сторону Невинномысской. Как ни старался Трепетун, а так и не сумел достать его снарядом.

Шкуро приказал немедленно идти вперед — путь свободен.

— И вторую пушку вези, — сказал он Трепету ну. — С одной некрасиво.

— Возьму, Андрей Григорьевич. Из нее пару снарядов еще можно выпустить.

Станцию прошли быстро. Дорога через лес, через хутора вела к станице Новогеоргиевской. Первый шаг сделан — ушли и от белых и от красных к своим кубанцам. Выслали дозор. И вновь впереди знак волка, командир, его помощники.

Новогеоргиевскую решили обойти ночью. Над темной полосой леса встречали звезды, рассыпанные зелевоватыми искрами по чистому черно-синему полотну родного неба. Звезды подмигивали дружелюбно — узнавали своих.

Справа собрались тесной кучкой Стожары. В такую ночь можно пересчитать все эти семь звездочек. Шкуро ехал рядом с начальником штаба, который теперь этого делать не пытался, лишь спросил:

— А что это за большая звезда над Стожарами?

— Альдебаран, — объяснил Антон Михайлович. — Вето раз ярче солнца. Все знал Шифнер-Маркевич. Много их таких ученых, окончивших Академию Генштаба, но зачем им все это знать? Чтобы кому-то верно служить своей образованностью? Государю императору, Деникину, даже казаку Шкуро. Не дано им понять, что в жизни надо самому командовать, чтобы тебе служили, а над тобой, чтобы никого.

Лес вдруг исчез, открылось пространство под звездами, темные дома хутора. Ни огонька, ни собачьего лая. Дозор доложил, что хутор свободен. Шкуро дал команду, отряд, собравшись, пустил коней легкой рысью. Кое-где появились огоньки, хлопнули двери, чей-то боязливый голос крикнул негромко: