офицерами и старавшиеся втереться в их среду, безнадежно запутывались в этой организационной паутине.

Благодаря такой организационной неразберихе и путанице и стремлению каждой, даже маленькой, группы забрать в свои руки верховенство над другими, Корнилов в Петербурге необходимой поддержки в своем начинании не получил, так как ясно, что, будь офицерство прочно и компактно организовано чьей-либо железной рукой, оно не могло бы не сыграть решающей роли. Дни 26 и 28 августа в Петербурге можно сравнить с таковыми же 27 февраля и 2 марта, когда организованные офицеры могли свободно не допустить совершившегося переворота и арестовать главарей-зачинщиков в лице Временного комитета Государственной думы. В августовские же дни организованное офицерство могло легко ликвидировать Керенского и иже с ним…

Мне особенно вспоминается один из вечеров, когда Ю.А. Ден и я были в «Астории» у знакомых, у которых собирались многие наши единомышленники, с которыми мы проводили время в дружеской беседе. Среди них часто бывал князь Константин Константинович, появлявшийся в форме капитана лейб-гвардии Измайловского полка и которому я имел честь быть представленным. Он произвел на меня очень хорошее впечатление простотой обращения и своей любезностью.

Князь живо интересовался всем происходившим, искренно скорбел душой за несчастную Россию, но ни в каких заговорах он не участвовал и был далек от каких-либо организаций, что я могу категорически удостоверить.

Однажды один офицер Генерального штаба, у которого мы как-то собрались, был вызван по телефону. Оказалось, что звонит из Главного штаба[45] его приятель, капитан Генерального штаба С., бывший там на дежурстве, который между другими новостями сообщил, что «горе Родины», Керенский, сидит в одиночестве, что, кроме него и нескольких служителей, никого в огромном здании нет и что поэтому легко…

Мы, конечно, поняли, что можно легко сделать, но, как бы легко это ни было, все же нужна была некоторая подготовка такой ликвидации. Надо думать, таких возможностей было немало, и в свое время можно было бы ликвидировать не одного только Керенского, но и Ленина, и Троцкого, когда они говорили речи с балкона дворца Кшесинской, не будучи почти никем охраняемыми.

Но все моменты были упущены. Часть этих висельников вот уже годы как насмехаются над нашей глупостью, прочно сидя в Кремле, другие – в полном здравии и благоденствии вспоминают минувшие дни в тиши кабаков Праги, Парижа и Лондона, услаждая лекциями одураченную эмиграцию.

Бывая с Ю.А. Ден на конспиративной квартире марковской организации, которая помещалась в одной из коммерческих контор неподалеку от сельскохозяйственного клуба на Невском, где под видом купли-продажи и заключения сделок собирались нужные лица и где Марков-второй принимал по делам организации, я познакомился с его помощником Виктором Павловичем Соколовым. Он произвел на меня не особенно выгодное впечатление, и не потому, что он был калекой-горбуном, а потому, что его маленькие злобные глазки отнюдь не располагали к себе, манера говорить была неприятная, а главное, особого ума и проницательности за ним не замечалось, сквозила в нем большая самовлюбленность и озлобленность по отношению к людям вообще, чем отличаются всегда обиженные природой.

По внешнему виду, а главное, по сутолоке, вечно царившей в конторе, мне казалось, что организация эта действительно живет, работает и ширится.

20 августа распространился в Петербурге слух, что приехавший к Керенскому из Ставки бывший обер-прокурор В.Н. Львов привез ему какой-то ультиматум, которого Керенский не принял, а Львова приказал он арестовать. Настроение в Петербурге стало крайне напряженным, газеты комментировали это событие на все лады и брались публикой у газетчиков с боя.

События нарастали… 27 августа было опубликовано, что генералу Корнилову предложено сдать должность главнокомандующего. В городе все говорили, что части 3-го конного корпуса под начальством генерала Крымова начали свое движение на Петербург и являются авангардом корниловских войск, которые должны занять столицу и свергнуть Временное правительство. Утром 28-го, выходя из дому, я прочел в одной маленькой газетке, названия которой не припомню, воззвание Корнилова, в котором он сообщал, что долг солдата, самопожертвование граждан свободной России и беззаветная любовь к Родине заставляют его не подчиняться приказу Временного правительства и оставаться на посту главнокомандующего народными армиями и флотом. Далее говорилось, что он, Корнилов, предпочитает смерть устранению его от должности Верховного главнокомандующего и, указывая на неумение Временного правительства управлять страной, приглашает последнее приехать к нему в Ставку для переговоров о создании правительства народной обороны, гарантируя ему своим словом полную неприкосновенность.

Ответом на эту чисто демократическую попытку Корнилова окончить по-хорошему дела со своими левыми единомышленниками было то, что Керенский от имени Временного правительства без обиняков объявил его изменником и предателем Родины, ввел в Петербурге военное положение и назначил Бориса Савинкова[46] военным генерал-губернатором.

29 августа передовые части генерала Крымова подошли к Петербургу и, неведомо почему, остановились. Керенскому удалось послать на фронт наименее деморализованные, но в боевом отношении никуда не годные части Петербургского гарнизона, так что он вызвал из Кронштадта недавних врагов своих, матросов, сделавшихся неожиданными его союзниками против мнимой белой диктатуры генерала Корнилова.

Решительных шагов предпринять не пришлось, так как наступавшие войска под влиянием агитации и из-за непонятной нерешительности Ставки замитинговали и стали брататься с вышедшими к ним навстречу петербургскими «чудобогатырями».

Генерал Крымов, ездивший для переговоров к Керенскому в Зимний дворец, там же при очень загадочных обстоятельствах застрелился. Генерал Алексеев принял на себя посредничество между генералом Корниловым и Временным правительством и выехал в Могилев уже в должности начальника штаба Верховного главнокомандующего, каковым объявил себя Керенский.

Так закончилась попытка генерала Корнилова создать национально-демократическое правительство в России… В начале сентября он был арестован и отправлен в Быхов, где вместе с генералами Лукомским, Романовским и другими был заключен в женской гимназии, и над ним было назначено следствие.

Предположения Маркова-второго оправдались: карта Корнилова была бита.

В самом конце августа уехала в Тобольск Маргарита Сергеевна Хитрово, взявшая с собой, кроме вещей для их величеств, целую массу писем. Ее поездка окончилась печально. Ее в самый день приезда арестовал Кобылинский и отправил под конвоем обратно в Петербург. Бедная М.С. вела себя во время поездки весьма необдуманно, посылая своей матери с дороги письма, в которых весьма прозрачно писала о своих мыслях и обо всем виденном по дороге. Письма эти, видимо, попали в цензуру, а кроме того, ее мать где-то в поезде недопустимо откровенно говорила о поездке своей дочери, что случайно и было услышано одним из пассажиров, оказавшимся чуть ли не приятелем Керенского, которому было немедленно доложено обо всем услышанном.

Поездка М.С. имела для их величеств печальные последствия, так