— Нет, погоди, — остановил ее Вадим.

И сам остановился, внимательно рассматривая землю. Как на перчатках, так и на ней чувства вымещали, не стесняясь и без всяких опасений. Отпечатки подошв топтавшегося тут маньяка наслаивались один на другой, замешивая сырую землю в грязь, но Вадиму удалось рассмотреть и парочку почти уцелевших. Судя по следам, подошва на обуви убийцы была с неглубоким протектором, но зато с весьма характерным рисунком. Уже какая-то зацепка. И если подонок не переобуется в ближайшие дни, можно полюбопытствовать, у кого ботинки с такой подметкой.

— Пойдем, Белка, — сказал Вадим, отворачиваясь. Память у него была фотографическая, а других следов преступник оставить не удосужился.

Однако псина словно решила поменяться с ним ролями и теперь уже сама держала его на месте, с живейшим интересом обнюхивая кусты. Ларичев со вздохом подумал: жаль собака не служебно-разыскная, а то пустил бы ее по следу…

С самого начала, когда «резиновый душитель» только начал орудовать в здешних местах, оперативники пытались искать его с помощью кинологов, но убийца всегда пользовался каким-то веществом, напрочь отбивающим его собственный запах, так что след ни одна из собак взять не смогла. Белке же это сегодня, похоже, удалось. Хотя вряд ли от нее много толку будет… Впрочем, испробовать нужно все.

Следующим утром все пришедшие на работу мужики-водители хмуро косились на Ларичева. Кто-то не воздержался и от эмоциональных комментариев. Даже Петр Иваныч, вытирая ботинки о пожухлую траву, спросил с чувством:

— Вадька, тебе что, делать больше нечего?

Причина всеобщего неудовольствия была проста: подогнав лесовоз поближе к выезду со стоянки, явившийся спозаранку Вадим намыл его из шланга, так что вода растеклась вокруг и даже на асфальт нанесло грязи. Не возмущалась одна только Белка. Собака сидела рядом с его чистым лесовозом на единственном оставшемся сухом пятачке и приветливо помахивала проходящим мимо нее на стоянку водителям хвостом. Ларичев же, виновато разводя руками, вроде как пытался теперь ликвидировать последствия своей деятельности. А на самом деле внимательно изучал оставленные шоферами следы. Обнаружил пару похожих, но ни одного идентичного.

— Ну что ж, — безропотно выслушав все прозвучавшие в его адрес «комплименты», подмигнул он Белке, — и отрицательный результат чего-то стоит. Ты, кажется, тоже сегодня ничего не нашла?

Белка в ответ и ему вильнула хвостом.

— Ладно, — кивнул ей Вадим, — иди отдыхай. Мы с тобой и так сегодня вон какую кучу народа проверили. Если б каждый день по столько, то шутя за неделю справились бы.

Но, несмотря на все ухищрения Ларичева, неделя, а за ней и другая прошли без видимых результатов. Приближался обозначенный им самим срок, когда Инна якобы должна вернуться. И кто-то, до сих пор неизвестный, очень-очень ждал ее здесь. Прекрасно понимая, что болезненное нетерпение убийцы со временем будет только возрастать, Вадим не торопился приступать к своему плану, а честно выжидал, когда истечет третья неделя.

Собака не сдохла. Испытывая от этого мучительный внутренний зуд, он попытался отравить ее еще раз, но не вышло. Псина оказалась достаточно умна, чтобы усвоить все с первого урока. И как только он попытался снова подкинуть ей колбасу — да что там, только приблизиться! — собака яростно вызверилась на него. Оставалось лишь порадоваться, что их разделяет забор. Ее сверкающие из-за ограды клыки ясно дали ему понять, что отныне встреча с ней одним облаиванием для него не закончится. Теперь вообще лучше держаться от злопамятной суки подальше. Что он и сделал, считая это не самой большой неприятностью.

Куда большей неприятностью являлось то, что об Инне по-прежнему не было слышно ни слова. Он весь извелся за прошедшие с ее отъезда две с лишним недели и готов был уже считать не то что оставшиеся до ее возвращения дни, а даже часы. Какие изменения произошли с ней за это время? Какой она стала? От подобных мыслей его обдавало горячей волной.

На днях, будучи в городе, он увидел беременную бабу, и у него даже скулы свело. Прошел мимо нее, как бы нечаянно толкнув. Сам же удержал от падения, извинился. И долго потом не мог прийти в себя: дышал, как загнанный, глядя ей вслед. А добравшись домой, долго и яростно онанировал, представляя, как душит ее и давит на ее живот. Он ненавидел беременных! Именно поэтому его и тянуло к ним с животной силой. Кто-то не может спокойно смотреть на прыщик и не сковырнуть его, он же не мог спокойно смотреть на тяжелые, округлившиеся животы. А уж Инна…

Когда же фельдшерица приедет? Когда?! Знать бы наверняка! Но узнать неоткуда. Ларичев, единственный, у кого осталась связь с Инной, будто воды в рот набрал. Как к нему подступиться?

Этот несносный выродок, беспризорная безотцовщина, всегда подавлял его. И, что самое обидное, сам того не замечая. А ему и без того в жизни хватило, когда в свое время его подавляла мамаша. Гнусная жаба! Только он один, да, пожалуй, еще его отец доподлинно знали, какой тварью она была. Но мамашу он однажды, почувствовав себя взрослым, все-таки сумел поставить на место, и с тех пор, до самой своей смерти, та опасалась его задевать. С Ларичевым же все сложнее, мужик ему не по зубам. Вот допросить бы его с пристрастием, прибегнув к помощи официальной власти… Под предлогом того, что пропала женщина и ни слуху о ней, ни духу. А жива ли вообще? Докажите, уважаемый!

Но, зло усмехнувшись, он отогнал от себя эту мысль: прошедший огонь и воду бывший вояка даже под таким прессом не стушуется. Нет, надо взять себя в руки, хорошенько все обдумать. А то в последнее время что-то он начал сдавать. Инна, Инна всему виной!

С отъезда Инны прошло три недели. Затем миновала еще пара дней. После чего, не дожидаясь, когда к нему снова притупят с расспросами, Вадим… запил. Не вышел с утра на работу. А когда встревоженный Петр Иваныч заглянул к нему домой, открыл старику дверь в таком виде, что тот даже отшатнулся от неожиданности:

— Вадька, да ты что?!

— А, Петриваныч… Заходи, дорогой! — Вадим посторонился. — Я как раз к тебе хотел… мне это… отпуск бы взять…

— Отпуск? — Петр Иваныч вошел, все еще отказываясь верить своим глазам. — Ты в своем уме? Какой еще отпуск, когда распутица на носу, а у нас еще столько леса не вывезено и каждый человек на счету?

— Эх, Петр Иваныч… Зима в этом году запаздывает, осень сухая стоит… Погода по всем статьям фору тебе дала… так что не прибедняйся. А я много лет об отпуске… даже и не заикался… Могу хоть сейчас погулять?

— Вот именно, что погулять! — Старик изобличающе ткнул пальцем в стоящую на кухонном столе почти пустую бутылку. — Нет, не можешь! Кабы на что путное отпуск попросил, я б и в самый аврал пошел тебе навстречу. А так… В общем, протрезвляйся давай, и чтоб завтра был, как штык, с утра на работе!

— Не буду! — упрямо мотнул головой Ларичев. — В отпуск хочу!

— Я тебе сейчас такой отпуск покажу! — Не выдержав, старик в сердцах схватил Вадима за грудки, встряхнул, прижал к стенке. — Что, по материным стопам решил пойти? Так я тебя живо вылечу!