Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и каждое путешествие в мир оргазма и эйфории, мы ныряем в него с головой, преображая реальность, строя её заново, только вдвоем. Но в последнее время наш секс стал еще ярче, еще чувственней, а все потому, что между нами теперь нет недосказанности. Мы открыты, мы свободны от тайн и главное — мы любим…. Когда люди любят, все становиться полнее и прекраснее. Даже простые объятия и поцелуи приобретают иной смысл. Каждое прикосновение, каждый жест, все пропитано чувствами, эмоциями. Теперь я знаю, как должно быть, когда действительно любишь, а не заблуждаешься.
День только начался, а я уже выбилась из сил. После душа и крепкого кофе, сваренного наспех, мы отправляемся в полицейский участок. На повестке дня: разговор со следователем. И вроде, ничего особенного, все вполне обыденно, в таких ситуациях, но… Еще в пути меня начинает трясти, и внутри поселяется тревога. Непонятное состояние моего организма, стало сразу объяснимым, когда мы с Маркусом приезжаем в участок, входим в кабинет, и я вижу его… Альберт стоит спиной к нам, но я всё равно его узнаю. Широкая спина больше не прямая и высокий рост сейчас скорее мешает, чем возвышается над всеми, но это он. Мои мысли озвучивает Маркус, интуитивно задвигая меня себе за спину:
— А он что здесь делает?
— Добрый день, фрау Штайн, гер Шольц. Сегодня у нас очная ставка, нам важно все, что произошло в мельчайших деталях. Прошу присаживайтесь, — следователь указывает на противоположную сторону кабинета, где располагается стол и нас уже ждут два стула.
— Гер Минце? Вы уверены, что это хорошая идея? — Маркус все еще напряжен и не собирается расслабляться. В этот момент я смотрю в лицо Альберта. В нем нет и намека на сожаление и сочувствие ко мне, к тому, что произошло.
— Вам придётся выйти, гер Шольц. — Да, конечно, — Маркус рассеяно отвечает и сжимает мою руку. Я взглядом его успокаиваю, в ответ сжав его пальцы, и он нехотя выходит из кабинета.
Хочу успокоить его, чтобы он не волновался, хотя сама напряжена и натянута как струна. Замечаю наручники на руках Альберта, и становится спокойнее. Тут же вижу игру бывшего мужа, когда перед следователем он меняется и строит из себя белого и пушистого, а когда смотрит на меня, его взгляд становится ненавидящим и жестким. Страх не покидает меня все это время, но я стараюсь собраться и сконцентрироваться на вопросах следователя. Ведь он же не посмеет, не здесь…
— Начнем с вас, фрау Штайн. Расскажите, пожалуйста, все с самого начала, еще раз.
— Мне позвонила соседка, она жаловалась на Рокки. Он, по ее словам, громко лаял, — начинаю опять все ворошить у себя в голове. — Я решила, что нужно съездить и проверить, успокоить его, — сжимаю руки под столом, — потому что обычно он спокоен, когда нас нет дома.
— Вас?
— Да, меня и Маркуса, — замечаю злорадную ухмылку Альберта.
— Твоего любовника так и говори, — он снова мерзко ухмыляется, а я сглатываю. — Никогда бы не подумал… тихоня на деле оказалась шлюхой…
Я снова сглатываю и закрываю на секунду глаза. Оскорбительные слова мужа ударяют словно хлыст. Чувствую, как щеки заливает румянец. Альберт добился чего хотел — унизил меня, заставил испытывать стыд. — Прошу вас без оскорблений, — твёрдым голосом останавливает его гер Минце. — У вас будет возможность высказаться, когда я спрошу. Продолжайте, фрау Штайн.
Стараюсь успокоиться и игнорировать Альберта. Не смотрю в его сторону, только на следователя полиции. Сжимаю руки на коленях и продолжаю:
— Когда я приехала, то не обнаружила пса ни в доме, ни во дворе. И это мне показалось странным. Ведь фрау Мюллер сказала, что он громко лаял. Я поискала его в саду, в доме, но нигде…
— И что же дальше?
— А дальше, я вернулась в дом. Зайдя в спальню, услышала, как захлопнулась дверь, а обернувшись, увидела… — перевожу дыхание и смотрю на Альберта. Тот напрягается, ожидая моего ответа. — Я увидела Ханну. Она закрыла дверь и смотрела на меня. Сначала, возникла пауза, потому что я была в растерянности и недоумении, что она там делает, но потом мне зажали рот крепкой рукой, не давая издать никакого звука, и шею обожгло иглой. Когда же через несколько секунд меня опустили на пол и убрали хватку, я не смогла уже ни говорить, ни кричать. Даже больше, все мышцы моего тела, отказывались подчиняться мне. Я видела только, как Альберт, — от своего имени мужчина кривится, а я сглотнув подошедший ком к горлу, продолжаю свой рассказ: — Альберт и Ханна… Они… Ханна что-то вылила на кровать и шторы… не знаю какую-то жидкость, — от воспоминаний меня снова трясёт, ладошки покрываются испариной. Мне бы было гораздо легче рядом с Маркусом. Я тереблю край своей блузки, жалея, что Маркус сейчас не рядом. Это немного успокаивает, но не приносит должного эффекта.
— Может воды? — вежливо предлагает капитан Минце.
— Нет. Спасибо, — набираю в лёгкие воздуха и продолжаю: — А мой муж… он что-то сделал с проводами из розетки, и произошла вспышка. Я увидела искры, которые на покрывале кровати моментально стали разгораться в пламя. Но потом… потом силы меня стали покидать. Я стала терять сознание. Когда усилием воли, снова смогла разлепить глаза, то дым уже застилал комнату. Возле меня остановились мужские туфли. Альберт… он… он только поднял мою голову за волосы и… ухмыльнулся и так… так посмотрел… с ненавистью… и…и… — горло уже сдавливало от подступающих слёз, — и сказал: «Спокойной ночи, дорогая.» А потом… этот смех, — я нервно облизываю губы, — женский смех… такой злобный… издевательский…
Глаза уже застилают слёзы. Не могу сдержать их. Меня снова всю трясёт озноб ужаса. Я словно вновь оказалась там… в дыму… одна… страх и обречённость… а ещё ужасное разочарование и боль… боль, что я жила с этим страшным человеком, называла его мужем, любила… самое ужасное разочарование — понять, что ты совсем не знал человека, который был тебе самым близким.
