Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коридор встречает меня тишиной. Маркус сидит на ближайшей скамейке, а рядом… папа. Он, как и в прошлый раз, сразу приехал ко мне в больницу, сидел у кровати, не уставая и не давая себя выгнать. В этот период, пока я была в отключке, а потом и на реабилитации, два моих самых родных человека, сошлись на заботе обо мне.
Соседняя дверь открывается и из нее выходит Ханна. Девушка кажется растерянной и подавленной. Поднимает глаза, замечая меня, и сразу выражение лица сменяется на змеиное. Проходя мимо, она останавливается и наклонившись, чтобы слышали лишь мы вдвоем, едко произносит:
— Радуйся, ты победила, стерва. Добилась своего и уничтожила нас…
— Думаешь, моя смерть сделала бы вас счастливыми? — спокойно отвечаю, хотя в душе всё переворачивается, сердце колотится от её отвратительных слов, наполненных ядом.
— Всем стало бы легче, если бы ты погибла в том пожаре, — её слова колют меня, словно та иголка, что оставила следы в моей душе и на теле.
Я хватаюсь за грудь, потому что становится трудно дышать, как будто из меня выкачали весь кислород, как будто словом можно убить… не знаю, чего добивается Ханна, но выбить меня из равновесия у неё прекрасно получается.
— Думаешь, вам бы всё сошло с рук? — мой голос дрожит от нахлынувших эмоций, но я чувствую на плечах заботливые руки, которые хотят меня защитить. Маркус… становится легче. — Вы бы стали первыми подозреваемыми.
— Лика, не слушай её, — слышу голос папы.
— Пойдём, — вторит ему Маркус.
— Идёмте, фрау Беккер.
Недовольное выражение лица и удаляющиеся громкие шаги Ханны и ее надзирателя, позволяют мне вновь вздохнуть полной грудью. Какие все же гнилые и двуличные бывают люди. Я в своем маленьком мирке, постоянно отгораживаясь от всех в творчестве и работе, не смотрела на людей столь пристально, а теперь мне открылись такие подробности самых низменных человеческих пороков, что я не могу даже в голове уложить эту информацию. Так живешь и думаешь о людях только хорошее, на самом же деле, они за кусок бетона или за пачку денег готовы просто взять и лишить тебя жизни. Страшно…
— Лика, дорогая, можешь уделить мне пару минут?
— Конечно, пап, — вижу его волнение, он будто бы готовится произнести целую речь. Маркус, понимающе отходит в сторону, но не уходит совсем.
— Дочка… я… уже просил прощения у тебя за мою невнимательность и то, что я не придавал значения действиям Альберта…
— Пап, не надо. Ты ни в чем не виноват.
— Виноват Лика. Люди виноваты в том, что сами закрывают на что-то глаза, упускают важные, значимые моменты, думая, что это не их дело и… я еще виноват перед тобой, я мало уделял тебе времени… Особенно после смерти Марты, твоей мамы. Она была для меня всем, ты ведь знаешь. Но я забыл об этом тогда, упустил, когда перестал её слушать и слышать. А потом… сердце, и… её не стало. Мне до сих пор её не хватает, дочка. Она была моей музой, моей … Если ты встретила человека, который заботится о тебе, волнуется и всегда хочет быть рядом… Если ты понимаешь, что этот человек твой, то держись его, живи и будь счастлива. Жизнь коротка, чтобы разбрасываться хорошими людьми, чтобы тратить себя на ненужные дела, на ненужных людей.
На мои глаза наворачиваются слезы. Мы никогда об этом не говорили, но мне тоже ужасно не хватает мамы. Её теплоты, улыбки, и я прекрасно понимаю, о чём говорит папа. Невольно перевожу взгляд на Маркуса.
— Я успел с ним познакомиться, он очень хороший человек. Мне кажется, что он любит тебя и готов во всём поддерживать.
— Да, это так и есть.
— Тогда я могу лишь пожелать вам счастья, — отец трёт свои уставшие глаза, а я беру его за руку.
— Спасибо, папа. У меня есть для тебя кое-что.
На днях, я необдуманно рисовала, дожидаясь встречи на работе. Под рукой был лишь простой карандаш и мои воспоминания. Я была увлечена и когда закончила, на листе бумаге увидела маму. Она была такая, как я её помню: улыбающаяся, с добрым взглядом и большими красивыми глазами.
— Я знаю, что её не вернуть, но она всегда будет в нашем сердце. Я уверена, что она не держит на тебя зла и давно простила.
— Надеюсь, ты права, дорогая, — отец смахивает мужскую слезу и крепко обнимает меня. Я кладу голову на его широкое плечо и закрываю глаза.
Мы никогда с отцом особо не были близки. Когда я была маленькая, то впитывала редкие моменты, что он проводил со мной. Хранила их в памяти и часто скучала по ним, когда стала старше. Потом… мы отдалились… упустили время… Но теперь я чувствую, что между нами словно рухнула стена, и мы наверстаем упущенное время.
Мы разнимаем объятия, и папа, глядя на меня, спрашивает:
— Что с твоим домом, Лика? Пока он будет ремонтироваться, ты не хочешь пожить у меня? Или…
— Я поживу у Маркуса, но спасибо, пап, — я улыбаюсь, тронутая заботой отца, а он понимающе кивает.
— Может, как-нибудь поужинаем вместе?
— Конечно, буду рада.
Папа прощается с нами. Вижу, как он бережно складывает мой подарок и кладет его ближе к сердцу. Мне приятно и даже становится легче от осознания, что все мои ранние мысли и догадки об отношениях родителей, оказались пустыми. Я возвращаюсь к Маркусу, и мы с удовольствием покидаем полицейский участок. Хватит с нас грязи и страданий, пришло время идти дальше и открыть новую страницу нашей истории. Оставить все старое в прошлом: все переживания, всех, кто старался насолить и испортить нам жизнь. Говорят: всё что не делается, все к лучшему! И я верю, что все было не просто так, что судьба дает мне
