Опять веселье слушателей.

Брайан угнал машину и сбил ребенка.

Бежал с места преступления.

Ему тогда было четырнадцать. Ребенок умер. Как и смех в комнате.

– И даже тогда я не перестал пить и колоться, – признался Брайан. – Это ребенок был виноват. Его мать была виновата. Моей вины в том не было.

В комнате воцарилось молчание.

– Но потом я понял, что в мире не хватит никаких долбаных наркотиков, чтобы я забыл о том, что сделал, – сказал он.

Теперь тишина была полная.

Брайан посмотрел на председателя, который выдержал его взгляд и еле заметно кивнул.

– Знаете, что в конечном счете поставило меня на колени? – спросил Брайан у собравшихся.

Никто не ответил.

– Мне бы хотелось сказать, что чувство вины или совесть. Но нет. Меня подкосило одиночество.

Боб, сидевший рядом с Гамашем, кивнул. Задумчиво закивали люди, сидевшие впереди. Они склоняли голову, словно под тяжким грузом. А потом с трудом поднимали ее.

– Я был так одинок. Всю жизнь.

Он опустил голову, демонстрируя громадную черную свастику, вытатуированную на макушке.

Потом он снова посмотрел на собравшихся. Посмотрел в упор на Гамаша, затем отвел глаза.

Они были печальны. Но в них было что-то еще. Блеск. Уж не безумия ли?

– Но теперь мое одиночество кончилось, – сказал Брайан. – Всю жизнь я искал семью. Кто бы мог подумать, что ею станете вы, алкаши долбаные?

Публика разразилась громогласным смехом. Молчали только Гамаш и Бовуар. Брайан перестал смеяться, оглядел присутствующих.

– Я чувствую себя здесь как дома, – тихо произнес он. – В этой говенной дыре, в церковном подвале. С вами.

Он неловко поклонился и на мгновение обрел вид мальчишки, каким был или мог бы стать. Юным, двадцатилетним. Застенчивым. Красивым. При всех своих пугающих татуировках, пирсинге и одиночестве.

Раздались аплодисменты. Наконец председатель встал, взял со стола жетон и заговорил, держа его в руке:

– Это жетон новичка. С одной стороны на нем верблюд, потому что верблюд может идти двадцать четыре часа без единого глотка. Как и вы. Мы можем научить вас не пить, сначала хотя бы один день. Здесь есть новички, которые тоже хотят получить жетон?

Он поднял жетон, словно это была церковная облатка.

И посмотрел прямо в глаза Арману Гамашу.

В этот момент Гамаш понял, что за человек председательствует на собрании и почему он показался ему таким знакомым. Это был не психотерапевт и не доктор. Это был главный судья Квебекского верховного суда Тьерри Пино.

И судья Пино явно узнал его.

Наконец судья Пино положил жетон, и собрание завершилось.

– Не хотите кофе? – спросил Боб. – Мы тут небольшой компанией собираемся в «Тим Хортонс»[58]. Будем рады.

– Возможно, я увижу вас там, – сказал Гамаш. – Спасибо. Мне пока нужно поговорить с ним. – Гамаш показал на председателя, и они обменялись прощальным рукопожатием.

Когда Гамаш с Бовуаром подошли к длинному столу, председатель оторвал взгляд от бумаг.

– Арман. – Он встал и посмотрел в глаза Гамашу. – Добро пожаловать.

– Merci, Monsieur le Justice[59].

Главный судья улыбнулся и подался вперед:

– Это анонимное общество, Арман. Вы, наверное, слышали.

– Включая и вас? Но вы председательствуете на собрании алкоголиков. Они наверняка знают, кто вы такой.

Судья Пино рассмеялся и вышел из-за стола:

– Меня зовут Тьерри, и я алкоголик.

Гамаш вскинул брови:

– Я думал…

– Что я тут председательствую? Трезвенник во главе алкоголиков?

– Человек, ответственный за собрание, – сказал Гамаш.

– Мы тут все ответственны, – сказал Тьерри.

Старший инспектор выразительно посмотрел на какого-то мужчину, вступившего в спор со стулом, на котором сидел.

– В разной степени, – признал Тьерри. – Мы по очереди председательствуем на собраниях. Очень немногие здесь знают, чем я зарабатываю на жизнь. Большинство знает меня как старого простака Тьерри П.

Но Гамаш знал этого юриста, знал, что никакого «старого простака» здесь нет.

Тьерри перевел взгляд на Бовуара:

– Вас я тоже видел в суде.

– Жан Ги Бовуар, – представился Бовуар. – Инспектор отдела по расследованию убийств.

– Конечно. Как же я сразу вас не узнал! Никак не ждал увидеть вас здесь. Правда, и вы тоже не предполагали увидеть здесь меня. Так что вас сюда привело?

– Одно дело, – сказал Гамаш. – Мы можем поговорить приватно?

– Безусловно. Идемте со мной.

Тьерри провел их через заднюю дверь, потом по ряду коридоров, каждый последующий грязнее предыдущего. Наконец они оказались на запасной лестнице. Судья Пино показал на ступени, словно приглашая их в ложу оперы, и сел на одну.

– Здесь? – спросил Бовуар.

– Боюсь, ничего приватнее не найдется. Так о чем вы хотели поговорить?

– Мы расследуем убийство женщины. Это случилось в одной из деревень в Восточных кантонах, – сказал Гамаш, садясь на грязную ступеньку рядом с главным судьей. – Она называется Три Сосны.

– Я ее знаю, – сообщил Тьерри. – Там есть замечательное бистро и книжный магазин.

– Верно, – сказал слегка удивленный Гамаш. – Откуда вы знаете Три Сосны?

– У нас домик неподалеку. В Ноултоне.

– Так вот, убитая женщина жила в Монреале, но оказалась в этой деревне. Рядом с ее телом мы нашли вот это. – Гамаш протянул судье жетон новичка. – А это мы обнаружили в ее квартире вместе с несколькими брошюрами. – Он дал Тьерри расписание собраний. – Сегодняшнее собрание было обведено кружком.

– И кто она такая? – спросил Тьерри, разглядывая расписание и жетон.

– Лилиан Дайсон.

Тьерри взглянул в умные карие глаза Гамаша:

– Вы это серьезно?

– Вы ее знали.

Тьерри П. кивнул:

– А я еще удивился, почему ее сегодня нет. Обычно она присутствует.

– Давно вы ее знаете?