– Зеркало, – облегченно выдохнула Елена.

– Боже, – тихо пробормотал Женька. – Это просто чудо, что ты успела.

– Да. – Она чуть толкнула его в грудь, чтобы он дал ей подняться.

Алек молча ловил ртом воздух, только сейчас осознав, что произошло и какой опасности он подвергался всего мгновение назад. И, как всегда, осознание казалось страшнее реально пережитого.

Елена, чуть пошатываясь от недавнего потрясения, подошла к своему бывшему противнику. Нагнулась, пощупала пульс на шее.

Где-то позади Любовь Сергеевна разразилась рыданиями.

– Это необратимо, – сказал Женька.

– Я знаю.

– Полный паралич. Еще несколько минут…

Трудно было сказать, услышала ли их Любовь Сергеевна или сама поняла, что произошло и чем это должно закончиться, но она резко сорвалась с места и, оттолкнув Алека, рванулась к пасынку.

– Нет! – Елена обернулась, выставляя руки вперед. – Нет! Вы не должны…

Женька, мгновенно сориентировавшись, поймал женщину в объятия, не давая броситься к Эдику. Алек, подскочив, тянул ее назад.

– Вы не понимаете! – не отрывая глаз от распростертого на полу парня, в отчаянии выкрикивала она. – Я уже потеряла одного ребенка.

Елена поймала полубезумный от горя взгляд Любови Сергеевны. Она не хотела этого видеть, но образы мелькнули так быстро, что она уже не могла их отогнать. Маленькое тельце. Еще морщинистое, необтертое, еще в пятнах материнской крови. Захлебывающийся плач, хрипы и… тишина.

– Я это сделаю, – сказала она. – Слышите? Обещаю, я его вытащу!

Любовь Сергеевна задержала на ней взгляд. Трудно сказать, что она вот так сразу поверила, но смысл Елениных слов до нее дошел.

– Я вытащу его, – повторила Елена. – Верьте мне. Я смогу.

Любовь Сергеевна замерла в руках Женьки.

Елена отвернулась и решительно направилась к Эдику. Его глаза жили. Они видели ее. Они понимали. Елена заставила себя улыбнуться. Успокаивающе и обнадеживающе.

– Лена, ты… – пытался что-то возразить Женька.

– У меня нет выбора, – ровно ответила она.

– Но ты же…

– Нет, так я все равно не смогла бы ему помочь. – Она махнула рукой. – Уходите. Мне нужна тишина.

Потом она уже не обращала внимания на тихие уговоры, с помощью которых друзья уводили Любовь Сергеевну из комнаты. Она не обращала внимания на шаги за спиной, на тихий шорох закрывающейся двери.

– Верь мне, – сказала она Эдику, цепко удерживая его взгляд. – Просто расслабься и закрой глаза. Я все исправлю.

Он моргнул, задержал еще на миг ее взгляд и послушался. Елена устроилась рядом с ним прямо на полу, положила голову на колючий ворс ковра и тоже закрыла глаза.

Это проклятие, рожденное дикой фантазией так и не повзрослевшего мальчика, было не менее страшным и отталкивающим, чем все предыдущие. Все тело Эдика оплели скользкие, вызывающие омерзение ползучие твари, лишающие возможности двигаться, дышать полной грудью и вообще жить. Их можно отрывать от тела до бесконечности. Елена вспомнила о гидрах. Если отрезать той мифической твари голову, на ее месте вырастут три новые. Да, снять такое проклятие невозможно.

Да и Женькина шальная мысль, будто Елена, как и Любовь Сергеевна, сможет перетащить проклятие на себя, была просто бессмысленной. Это тоже невозможно. Это необратимо. Как демонолог сам успел заметить.

Елена собиралась сделать совершенно другое. Нечто в принципе запрещенное. Ведь каждый умный человек знает, что, если изменить прошлое, будущего может просто не быть. Елена сейчас попала в прямо противоположную ситуацию. У Эдика нет будущего, и именно поэтому необходимо разрушить его прошлое.

Вся наша жизнь – это неизменный закон причинно-следственной связи в действии. Любое маленькое переживание, случайность, всплеск рождают следующие события. Действия или бездействие. Эта цепочка в целом и называется судьбой. Так можно построить в линейку фишки домино. А потом осторожно толкнуть крайнюю из них и наблюдать, как падает весь этот ряд. Примерно то же самое собиралась сейчас сделать и она.

Елена положила руку на макушку Эдика. Именно здесь, у верхней чакры, хранится человеческая память. Обычно люди считают, что в эту копилочку падают лишь самые яркие и значимые моменты, но это не так. Память, как немонтированная пленка, хранит весь жизненный путь, запечатленный нашими органами чувств. Елена стала максимально быстро отматывать эту пленку назад. До самого рождения…

Алек нервно мерил шагами гостиную. Любовь Сергеевна сидела на диване, обхватив себя руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Ее потерянный взгляд остановился на какой-то точке в полу.

– Вы не понимаете, – отчаянно повторяла она. – Вы не понимаете. Он просто маленький запутавшийся мальчик. Бедный ребенок. Вы не можете понять…

Женька сидел рядом и машинально поглаживал ее по спине, стараясь успокоить, но не очень успешно. Мысли его были не здесь.

Алек бросил на друга нервный взгляд. Демонолог чуть заметно пожал плечами. Никто из них даже не мог представить, что пытается сделать Елена в соседней комнате. Они боялись.

Все это было как-то нереально. Алеку казалось, что это уже когда-то происходило. Не с ними, не здесь. Просто это… Может, он читал о чем-то подобном? Он судорожно рылся в памяти, стараясь тем самым отвлечься от нехороших мыслей.

– Гвиневера, – тихо сказал ему Женька и скупо улыбнулся.

Любовь Сергеевна вздрогнула и обернулась к нему с немой болью в глазах. Все та же вечная легенда. Любимая сказка Елены. Королева-заложница. Прекрасная богиня знаменитого великого короля туманного Альбиона. Его единственная любовь. Верная брачному обету. Но все же принесшая смерть. Королева его сердца. Проклятая любовь и для его сына. Ее молчание стоило жизни и Артуру, и Мордреду. Двум сильным и по-своему великим людям. Один так и остался героем в сверкающих доспехах, прославленным в веках. Другой – проклинаем из века в век за отцеубийство. И практически никто не помнил, что причиной этого была королева.

Алеку стало паскудно. Все так банально и глупо. И слишком невероятно. Столько всяких «зачем» вертелось у него на языке. Слишком горькие и тяжелые вопросы. Тупая сказка. Клубок невероятных ошибок в реальной жизни.

– Почему? – не выдержал он. – Почему вы молчали?

Женька посмотрел на него осуждающе. Ей сейчас слишком больно. Слишком горестно. И как раз от этого же вопроса.

– А что я могла сказать? – казалось, этот жестокий выпад вернул ее к жизни. Любовь Сергеевна выпрямилась, прижала руки к коленям, подняла на Алека полные слез глаза. – Вы хоть сами-то понимаете, что это было?

– Но вы же все знали. – Алек с трудом сдерживался, чтобы не наорать на нее.