«Вот оно!» – Елена поймала нужный ей эпизод. Тот самый кусочек, который придется повернуть по-другому. Тот кусок, который лишил бедного мальчика будущего. Она осторожно заставила себя посмотреть на мир глазами Эдика. Того самого восьмилетнего испуганного и разгневанного мальчика. Так… Она даже не заметила, что затаила дыхание. Такой поток эмоций! У нее даже зашумело в ушах. Всего чуть-чуть. Одно маленькое дополнение… Елена с силой вытолкнула себя из чужого сознания и стала смотреть дальше.

Незнакомые улицы. Плавающие от слез очертания домов и прохожих. Он даже сам не знал, куда идет и как долго. Обида, боль, страх. Страх, что сказанное об отце – правда. Милицейская машина. Какой-то человек в форме. Он поднимает его на руки. Несет, сажает на заднее сиденье.

А потом он увидел отца. Во дворе их дома. Машина остановилась. Отец подскочил, вытащил его и долго-долго прижимал к себе. Он так испугался за сына. Он так рад, что с ним все нормально, что его мальчик не оказался там, внутри… Пахло гарью. Тут же стояли пожарные машины. Что случилось? Ему вдруг показалось, что он уже знает… «Чтоб ты сгорела!»… Эдик поднял глаза вверх, на окна их квартиры. Разбитые стекла, дым, черные опалины. Он закричал, долго и страшно…

Она смотрела эти картины, стараясь как бы перемотать их побыстрее. Как если бы перематывала пленку в видеомагнитофоне. Дальше, дальше. Это слишком выматывает. Надо спешить, надо меньше задумываться, надо меньше переживать… Времени нет. Созданные Словом Эдика гидры продолжали высасывать из него жизнь.

…Кабинет врача. Мальчик встает со стула. Ему уже лучше. Он успокоился. Но страх не прошел, просто закопался глубже, чтобы никто не узнал, что… А вдруг она не врала? Он только по ночам позволял себе думать об этом. Когда все спали. Когда папа спокойно откладывал книгу и выключал свет. Папа. Он единственный, кто у него остался. И он не даст отца в обиду. Даже если…

А мать… Эдик с отвращением вспоминал ее извивающееся тело на кровати. Как она старается прижаться к тому пьяному мужчине. Как он тянется к ней своими пьяными губами. Мать похожа на змею. На гадюку. А этот… пиявка. Просто пиявка. Эдику нравилось смотреть фильмы ужасов. Именно такие. Про всяких ползучих тварей. Люди их ненавидели. И он ненавидит. Как мать. Как ее любовника. Ненавидит и боится… Он убил их.

…Эдик выходит в коридор больницы. Врач много говорил с ним. Много успокаивал. Многое объяснял. Теперь мальчик уже более ясно понимает, что увидел в той комнате. И как это называется. Но это все равно вызывает в нем отвращение. Хотя врачу он не признается. Врач тоже вышел в коридор, прошел мимо. Улыбнулся. Завернул в ординаторскую…

Елена опять заставила себя ворваться в его сознание. И вот она уже видит дверь этой комнаты глазами ребенка. Она чувствует шероховатость дверной ручки. Эдику любопытно, а что там? Что скажет врач? С ним надо быть осторожным. Вдруг он что-то понял? Что-то узнал про папу? Она заставила мальчика прислушиваться к происходящему в комнате, подсматривать в щель приоткрытой двери.

– Что-то вы уж очень замученный, Игорь Александрович, – сочувственно обратилась к врачу молоденькая девушка в белом халате. Наверное, практикантка.

– Ох, Мариша, – отзывается тот, споласкивая лицо над раковиной. – Трудный случай.

– Это тот мальчик? – с любопытством спрашивает девушка.

– Да, – врач начинает вытираться. – Бедный ребенок. Он так напуган. Он считает, что убил свою мать.

– Да вы что? – Девушка потрясена и заинтригована.

– Мальчик застал эту пьяную шлюху с любовником, – продолжает рассказывать Игорь Александрович. – Прости за грубость, Мариша. Но как таких еще называть? Она наговорила сыну всякой чуши. Он считает, что секс нечто противное, страшное и приносящее боль.

– Ну, это по Фрейду. – Мариша пожимает плечами.

– По Фрейду, – соглашается врач. – Я пытался объяснить ему, что это неправда. В следующий раз… Блин, хоть порно ребенку показывай. Ладно. Это поправимо. Но не это самое страшное. Эта дура наговорила ребенку гадостей об отце. А мальчик любит его безумно.

– Естественно, любит, – согласилась девушка. – И отец в мальчике души не чает. Я видела, как он с ним носится.

– Как и любой нормальный любящий отец. – Врач улыбнулся. – Хоть один хороший родитель в семье. Но, как я сказал, главное в том, что она напугала и разозлила мальчика. Вот Эдик и ляпнул ей что-то. Вроде чтоб ты сгорела. Или еще что-то подобное.

– А ведь они и правда сгорели! – в голосе девушки послышался некий страх.

– Ой, только не надо этой тупой мистики, – немного раздраженно ответил Игорь Александрович. – Все очень просто. Они сгорели. Потому что глупая женщина курила в постели. Да они пьяны были оба в стельку. Небось, разлили водку, уронили окурок. Вот тебе и вся мистика. Мальчик здесь ни при чем.

– Главное, ему это расскажите, – участливо попросила Мариша. – Жалко ребенка.

– Жалко. – Врач прикурил. – Но как такое ребенку объяснишь. Она ему все же мать была…

Елена отстранилась мысленно, оставляя в детском сознании новую информацию. Эдик и правда был очень умным. Он легко вытащил на поверхность ту маленькую деталь, которую Елена только недавно добавила в его память. Комната матери, она жмется к любовнику. Закрывая дверь, мальчик заметил мокрое пятно на полу, опрокинутую бутылку, сигарету, тлеющую на углу прикроватной тумбочки…

Так. Первый тайм мы уже отыграли. Дальше мозг ребенка быстро начал анализировать имеющиеся данные. Елена не стала дожидаться результатов. Это был своего рода полет. Полет над чьей-то душой и судьбой. Елена мотала эту пленку, когда надо, резко останавливала, вносила изменения и летела дальше. Вот такое глубинное перекодирование.

Она не злоупотребляла созданием лишних образов, где надо, она просто меняла эмоциональную окраску событий или восстанавливала значимые для ее замысла, но почти потерянные для Эдика детали.

Так, например, она заставила его заново пережить один маленький, но важный момент, на положительное действие которого рассчитывала впоследствии.

Прошло полгода после смерти матери. Они с отцом жили хорошо, стараясь изо всех сил держаться друг за друга. Пока Эдик спрятал свои тайные страхи очень и очень глубоко. И вот воскресный пасмурный день, где-то в начале зимы. Слякоть и лед. Мальчик вышел из подъезда, собираясь садиться в машину. Они с отцом планировали ехать на хоккей.

На краю лужи, метрах в двух от дома, сидел маленький щенок. Замерзший, голодный, брошенный. Он дрожал и тихо поскуливал, следя за мальчиком доверчивым и жалостливым взглядом. Эдик с трудом заставил себя пройти мимо. Ему очень было жалко щенка, но он знал, что не может его взять. Щенок просил взглядом о помощи. Отец подтолкнул легонько мальчика к машине, чуть виновато улыбнулся, видя, как ребенок хочет этого щенка. Эдик продолжал смотреть на собаку через стекло машины. Комок застрял в горле. От жалости сжималось сердце. Ну, хоть кто-нибудь, помогите ему! Он маленький и одинокий. Ему нужны дом и любовь!