Колхозная баня помещалась в одноэтажном кирпичном здании сразу за правлением «Красного пахаря» на небольшом возвышении в виде плоского холма. Истопник Григорич, опохмеленный еще утром проницательным доктором Палисадовым, радушно встречал гостей у входа. Объяснив основные принципы пользования банным оборудованием, он степенно удалился вглубь деревни.

Местные жители в общественную баню ходили редко. Ведь почти у каждого во дворе стояла своя собственная банька с парной. А что такое колхозная баня? Так, намочить веник под краном, слегка отхлестаться, да сполоснуться из тазика горячей водой. Поэтому топилась она два раза в неделю в пятницу и понедельник и мылись в ней те, кому было лень или недосуг топить свою собственную.

Баня особого дохода не приносила, поэтому председатель Савин уже подумывал о ее закрытии. Если бы не студенты, что ежегодно приезжали на картошку, то давно организовал бы в ней теплицу. Все же свежие помидоры и огурцы зимой куда лучше, чем держать штат в виде вечно пьяного истопника Григорича и дышащей на ладан глубокой пенсионерки-банщицы Пелагеи. И все для того, чтоб мыть пять человек деревенских лодырей в неделю. Ибо настоящий крестьянин завсегда мылся в своей собственной бане.

– Что там так долго можно мыть-то?! – негодовал Пахом, поглядывая наверх в сторону главного входа в здание бани. – Два часа уже моются! Мы так и ужин пропустим. Через двадцать минут начнется уже.

– Скоро должны выйти, – неуверенно отвечал Твердов, ругая себя за то, что разрешил девчонкам первыми пойти мыться.

– Саня, вот ты лоханулся! – поддакивал ему весь уже наэлектризованный Пакет. – Нас девять человек, а их двадцать. Мы уже два раза успели бы и помыться и постираться. Два час уже сидим тут, под бугром, и ждём, пока наши девочки там соизволят гигиену соблюсти.

– Ничего, выйдут. Сегодня же дискотека. Ее они точно не пропустят, – успокаивал себя и ребят Саня.

– Дискотека в десять вечера, а дело только к семи подходит. У них не заржавеет и до девяти полоскаться, – сердито парировал Пакет.

– Эй, дед, ты куда? – «Председатель» окликнул сморщенного сутулого старика в солдатской рубашке, в мятых серых штанах с сухим берёзовым веником подмышкой, трусившего явно в сторону бани.

– Эй, дед! – окликнул любителя пара и горячей волы Андрей Стеклов. – Куда ты идешь? Там же девчонки моются.

Однако дед на реплики не реагировал, а медленно, останавливаясь через каждые пять – шесть шагов, поднимался в горку, взяв курс на входные двери.

– Дедушка, туда нельзя сейчас, – догнал его Твердов, подхватив долгожителя под правый локоть.

– Ась? – дед поднес левую руку к заросшему седыми волосами мясистому уху и, подняв слезящиеся глаза на Твердова, повторил свой вопрос, – ась?

– Я говорю, девушки там моются. Де-ву-шки! – по слогам, проорал ему в ухо «Председатель».

– Ась? – дед повернулся к нему усиленным рукой ухом и замер.

– Девушки там, говорю, моются! Нельзя пока в баню! Подожди!!!

– Ась?!

– Тьфу! Пень глухой! – тихо ругнулся Твердов и вернулся на свой пустой ящик из-под консервов, что служил ему стулом. Дед тронулся с места и потрясывая убелённой сединами головой неспешно пошаркал дальше.

Скучающие парни с интересом стали смотреть ему вслед, предвосхищая мегаскандал. Входная дверь в баню оказалась незапертой. Похоже, что девчонки понадеявшись на порядочность парней, не стали себя утруждать такой мелочью. Однако они не учли коварство местных жителей.

Дедок добрался до крыльца бани. Постоял, отдышался, поставил сумку на землю и утер с лица струившийся пот огромным носовым платком. Затем взялся за ручку узловатыми пальцами и потянул входную дверь на себя.

Минут пять внутри все было тихо. Бойцы отряда уже начали волноваться: куда делся дед? Может он там уснул в предбаннике? Может, плохо стало старику, увидав столько много женских прелестей в одном месте? Ведь все ясно видели, как еле поднимая ноги, старик вошёл внутрь и прикрыл за собой дверь.

Неожиданный писк множества девичьих глоток, переходящий в откровенный визг и крики, тут же отмел все сомнения: дедок добрался-таки до помывочной. Вдруг к воплям присоединились множественные удары чем-то металлическим с характерным грохотом.

– Кажись, в деда тазиками начали пулять? – высказал свое предположение Пакет. – Слышите, как железо вибрирует?

– Да, похоже, деда точно тазами охаживают, – приподнялся со своего ящика «Председатель» и стал вслушиваться в звуки, исходящие из бани.

Неожиданно входная дверь широко распахнулась, и на улицу вывалил раскрасневшийся со всклоченной бородой дед. Одежда хоть и оставалась на нем, но сухого места на ней не наблюдалось. На лбу медленно вздувалась огромная шишка. С бороды и остатков волос на голове тонкими ручейками стекала вода. Вид был весьма пожульканый. Но глаза! Глаза старого проказника, еще несколько минут назад потухшие, наполненные тоской и скорбью, теперь светились безразмерным счастьем. Они буквально горели каким-то дьявольским огоньком. Дед словно скинул пару десятков лет и даже разогнул уже много лет согбенную спину, выпятил вперёд широкую грудь, прикрытую мокрой рубахой. Орел!

– Эй, парни, – вполне себе уверенным, бодрым и на редкость громким голосом обратился старик к застывшим от изумления первокурсникам, – а чего вы мне, сорванцы этакие, не сказали, что там сейчас дивчины моются?

Ответить никто не успел, так как в спину старику из бани вылетел его березовый веник и клеенчатая сумка. Глухим шлепком дедовы причиндалы ударились о костистый торс и попадали на землю. Повеселевший и разом помолодевший дедок чересчур проворно для своего возраста нагнулся за ними.

– Ладно, раз такое дело, приду в другой раз, – прошамкал возмутитель спокойствия и неторопливо зашагал прочь от бани, унося с собой помятую сумку и поредевший веник.

– Вы чего его пропустили?! – набросились на ребят раскрасневшиеся, пахнувшие туалетным мылом и шампунем злые девчонки, когда спустя десять минут, потянулись из бани на улицу. – Как этот старый козел, ваще, умудрился в баню припереться?

– Да, мы тут, понимаете, все уснули, пока вы там два часа мылись.

– Что вы обманываете, как уснули?! Как он мимо вас умудрился пройти!

– Вам что, не понятно сказано: уснули мы! – возвысил над спорщиками свой голос Твердов. – Больше вы первыми мыться не пойдете!

– Это мы еще посмотрим, – ухмыльнулась Инга Горячева, нарочно медленно застегивая пуговицы на рубашке, чтоб парни видели, что там, кроме огромных, подпрыгивающих при ее каждом шаге, грудей, ничего больше нет.

– Посмотрим, – уже с меньшим энтузиазмом ответил командир отряда, старясь делать вид, что не заметил ее провокационных движений, хотя его глаза и пытались скоситься на все еще не застёгнутую до конца рубашку озорницы.

Баня внутри представляла собой два разной величины помещения, разделенные между собой дверьми. Вначале был крохотный предбанник, где с трудом могли одновременно развернуться пять, от силы шесть, человек. Спартанская обстановка: три деревянные лавочки вдоль стен, на покрытом кафелем полу брошены деревянные решетки. Из деревянных стен торчат алюминиевые крючки для одежды. Помывочный зал – огромная комната с небольшими закрашенными белой масляной краской оконцами под самым потолком. Пол все из того же коричневого кафеля. Стены выложены тоже крупной плиткой голубого цвета, в два ряда стоят длинные лавки из прессованной мраморной крошки, прикрытые железными тазиками. Часть из них валяется возле входной двери. Видимо, остались здесь после атаки на любопытного дедка. Из одной стены выступают медные краны с горячей и холодной водой. В противоположном углу небольшое углубление в виде маленькой ванны для замачивания веников. Слева от входа узкая, обитая липовыми рейками дверь, ведущая в парную. За помывочным залом, прямо по коридору, просматривается дверь в парную. Времени у ребят оставалось мало: скоро ужин.