таких и не наблюдается. Прячутся за тех зеков, которые не причастны к этой заварушке, лезут под нары, но я всё вижу, а ещё мне помогают их мысли! Безошибочно отделяю зёрна от плевел. Ну, залёг он под шконкой, и что, помогло ему это? Пробегая мимо, пнул чувака ботинком в висок, он и откинулся. Нет, не ботинок, а чувак. А вот этот аж визжит, спрятавшись за спиной обычного зека, да ещё и держится за сожителя по камере. Тоже не помогло. Хватаю за шкирку и за яйца, крик от боли (ну да, видимо, всмятку), и с размаху бью верещащего головой о стену. Хруст костей черепа и шейных позвонков, зато сразу перестал визжать!

— Минус 16! Очень интересно! Руки делают своё дело, а калькулятор в голове продолжает считать, — мелькают такие мысли в голове.

Одновременно фиксирую «третьим глазом», что начала открываться дверь в камеру. А передо мной последний пока ещё не жмурик. Молодец! Уважуха! Смотри-ка, нунчаками машет! Узнаю стиль мельницы. Впрочем, надо было лучше тренироваться. Да, подойти к мужику на вытянутую руку сейчас непросто. Так я пока и не собираюсь этого делать! А поступаю гораздо проще.

Глава 15

Тюк носком ботинка в коленную чашечку. Ага, знаю! Очень больно, когда она вдребезги! Сам-то не пробовал, но вражинам не раз ломал эту часть организма и видел их негативную реакцию на такой контрприём. Обычно у подобных «героев» как-то сразу пропадало желание воевать. А вот с этим так ещё интереснее получилось.

Из-за раздробленных косточек в коленном суставе и, конечно же, из-за дикой боли боец с нунчаками потерял равновесие и через мгновение сам себе нанёс одной из палок нунчаков сильный удал по бестолковке, на миг потерял ориентацию, а тут и я подоспел. Выхватил из шаловливых ручонок инструмент, быстрым движением обернул его вокруг хлипкой шейки клиента, двумя палками произвёл зажим этой шеи, лопнула кожа, раздавлены мышцы, порвались кровеносные сосуды, в общем, цепочка, соединяющая две палки нунчаков, дошла аж до шейного отдела позвоночника и в этот момент порвалась. И остались у меня в руках две обычные палки, они же стержни нунчаков. Хотел отбросить их в сторону, но в этот момент услышал автоматную очередь, почувствовал острую боль в спине, ощутил яркую вспышку в области сердца, мозг обожгло горячим пламенем.

— Минус 17! Всё, вражеские зеки закончились! — успела мелькнуть мысль в умирающем мозгу.

Тем не менее, я умудрился поудобнее перехватить один из стержней нунчаки и с разворота метнул этот снаряд в стрелявшего в меня охранника, вложив в этот бросок последние силы, уже покидающие мёртвое тело. А дальше я наблюдал, словно в замедленной съёмке, и почему-то чуть со стороны и сверху, как этот стержень совершил несколько оборотов и воткнулся точно между глаз охранника. Быстролетящий снаряд пробил сначала переносицу, затем вошёл в никчемный мозг, пронзил насквозь всего одну извилину, да и ту от фуражки, проломил задние кости черепа и сантиметров на пять вышел из затылка. Эта продажная тварь успела одной рукой схватиться за торчащий между глаз конец стержня, а второй рукой за застрявший в затылке другой его конец. Я даже увидел, как глаза этого мудака в недоумении собрались в кучу, пытаясь разглядеть, что же это торчит у него между глаз. Затем ноги покойничка подкосились, и он вместе с автоматом с громким стуком рухнул на бетонный пол.

— Видишь, Серёга, погиб ты не от болезни, и даже не в яростной схватке с врагами, а от пули, пущенной тебе в спину предателем, — мелькнуло в угасающем сознании, — впрочем, это тоже неплохо для солдата…'

Громкие аплодисменты, крики «Браво!» и «Бис!» выдернули меня из этих воспоминаний. Спасибо тебе, друг Ефим, за прекрасное исполнение! Даже я, старый солдат, по-настоящему проникся музыкой и понял красоту классических произведений.

— А сейчас наш друг Сергей, он же Леший, представит на ваш суд несколько бардовских песен! — громко объявил конферансье.

Теперь уже я направился в небольшую комнату и через несколько секунд вышел из неё, держа в руках красивый кожаный короб для гитары. Достал инструмент, перекинул через шею широкий ремень, пробежался по струнам — всё в порядке, настройка не требуется.

— Погоня! — бросил коротко, словно выстрелил, Михаил, и добавил. — Песня Владимира Семёновича Высоцкого.

Зазвучали ритмичные аккорды, и хрипловатым голосом полился рассказ о том, как «во хмелю слегка правил лесом я», и как «то плелись, то неслись, то трусили рысцой», а потом вдруг «лес стеной впереди — не пускает стена, кони прядут ушами — назад подают». Почему? Да потому что «пристяжной моей волк нырнул под пах!». На экране телевизора наши женщины видели, как кони из последних сил сами уходят от погибели и выносят на кряж крутой своего протрезвевшего ямщика. «Я лошадкам забитым, что не подвели, поклонился в копыта до самой земли, сбросил с воза манатки, повёл в поводу, спаси Бог вас, лошадки, что целым иду!»

Ещё один удар по струнам, затихает звук гитары, на экране видно, как стоит, склонив голову, Владимир Высоцкий с гитарой в руке, а на нашей импровизированной сцене в такой же позе с гитарой стою я. Секунд пять в зале стоит тишина, а потом зрители громкими аплодисментами воздают должное мастерству исполнителя. Ну, а что, я с детства дружу с этим прекрасным инструментом, часто пел под гитару бардовские песни своим боевым товарищам, а недавно не то, чтобы пообщался, но, как и в случае с Ванессой Мэй приблизился, будучи безликим духом, на нужное расстояние к некоторым мэтрам, чем существенно пополнил свои, прямо скажем, скудные до этого знания нот, аккордов, слов, а также опыт владения гитарой. Что же касается исполнения, то я не пытался копировать голос того или иного барда, пел своим голосом, разве что чуть расширил его возможности с помощью магии.

— Послушайте в исполнении Сергея Лешанова ещё одну песню на слова и музыку Александра Розенбаума, — тихим голосом объявил Михаил, — «Монолог пилота „Чёрного тюльпана“».

На экране телевизора появился любимый многими бард Александр Яковлевич, свет в огромном зале погас, одни зрители зажгли свечи, другие включили подсветку своих мобильных телефонов, и все слушали эту песню стоя. Да, она стала неким гимном памяти советских воинов, погибших в Афганистане. Я ударил по струнам и запел «Чёрный тюльпан». Мои друзья и наши подруги тоже встали, выражая солидарность и поддержку словам этой песни. Нет, никто из нас не принимал