— Но мне кажется, вы сказали…

— Сказал. Но это не тот Генри Уокер.

— Откуда вам это известно?

Он был доволен тем, что знает куда больше меня. Наслаждался моментом, прежде чем преподнести мне новость.

— А оттуда, что он черный. Чернокожий. А настоящий Генри Уокер был белым.

Я опешил.

— То есть вы хотите сказать, что есть какой-то чернокожий маг, который, оказывается, носит то же имя, что другой маг, который был белым? Что-то я сомневаюсь.

— Это потому, что так мало знаете их мир. Мир магов. Многие маги берут имена магов, которые были до них. Гудини, например, позаимствовал свое имя у Жана Эжена Робер-Удена.[24]Конечно, Гудини был великим магом. А этот человек, этот негр, просто спекулирует на славе знаменитого предшественника. Даже не позаботился хотя бы букву изменить в своем имени. Что показывает у него отсутствие воображения, если хотите знать мое мнение.

— Я как раз собирался спросить, не свидетельствует ли это об отсутствии у него воображения.

— Свидетельствует.

Он подошел к шкафу, где хранилась картотека, и, порывшись в бумагах, победным жестом вытащил страничку. Взглянул на нее.

— Да. Здесь сообщается, что «Китайский цирк» прибыл в Теннесси с трехнедельными гастролями. Это было несколько недель назад. Полагаю, сейчас они направились дальше на юг.

Я кивнул и встал.

— Спасибо. Я вам очень признателен. Вы оказали мне огромную помощь.

* * *

В тот первый раз, когда я пришел сюда, месяц назад, последние зрители расходились и цирк закрывался на ночь. Я поговорил с женщиной; кажется, ее звали Иоланда. Она любезно сказала мне о баре, где Генри и остальные проводят время.

— Кого вы имеете в виду под остальными?

— Увидите, — сказала она.

Это оказался безымянный бар у безымянной дороги, рай для всего презренного люда, подвизавшегося в цирковой репризе. Просто лачуга за деревьями; единственным указанием на ее существование были два фонаря, светившие между соснами, да пара пустых машин в канаве, рядом с тропой, ведшей к ней. Фонари горели желтым светом, как глаза бешеной собаки.

Я вошел внутрь. И почувствовал себя точно в самый разгар сборища в «Клубе лосей» (я член «Клуба лосей»), но с несколькими важными отличиями. За барменшу была Женщина-Аллигатор. Она обслуживала лилипута с одной ногой, великана с двумя и человека с крохотной головенкой и в шляпе. В помещении еще торчали обитатели темных пещер и неведомых долин и прочие типы, шатающиеся по ночам. Все повернулись, чтобы посмотреть на меня, когда я вошел, но тут же равнодушно вернулись к своему пиву. Я не знал, как принять их безразличие к моей персоне.

И там был Генри Уокер. Хотя он казался не больше, чем тенью, сидя один за столиком в дальнем углу, и его лицо не отличалось от тьмы, в которой он прятался, я сразу же понял, что это он.

Я заказал у Женщины-Аллигатора два пива. Потом направился к нему.

— Добрый вечер, мистер Уокер. — Я поставил пиво на столик. — Могу я присесть к вам?

Он глянул на пиво и пожал плечами:

— Конечно. Тут два стула.

Он подтолкнул ногой мне стул. Я сел. Но было не похоже, чтобы я как-то заинтересовал его. Он ни разу не посмотрел в мою сторону.

— Эта кружечка эля для вас. — Я придвинул к нему кружку.

— Эля? Слишком сильно сказано, мистер, простите, не знаю вашего имени.

— Малвени, — представился я. — Карсон Малвени. Я частный детектив.

— Ага, — сказал он, словно ждал моего появления. Одним глотком допил пиво и посмотрел на придвинутую кружку.

— Я не особо люблю пиво.

— Я тоже.

Затем он выпил то, что поставил я. Вздохнул, и его взгляд принял отсутствующее выражение. Мне знаком был этот взгляд. Он погружался в даль прошлого, где мы еще раз прослеживаем весь наш путь, повороты налево и направо, пытаясь понять, как оказались в том месте, где находимся сейчас, почему наша жизнь кончилась так, а не иначе. Я мог сказать, что для него это не имело смысла, потому что вообще было ни к чему. Понимание того, что случилось, — это одно; а почему — совершенно другое. Непонимание причины, по моему мнению, ведет к тому, что люди придумывают себе богов. Но у меня было чувство, что Генри Уокер еще не придумал себе бога.

— Вы заберете меня сейчас? — спросил он. — Или у меня есть время на прощание? У меня есть друзья, с которыми я хотел бы попрощаться.

— Заберу вас?

Но он не слушал меня.

— Знаете, впервые за очень долгое время я не знаю, — рассмеялся он.

— Не знаете чего, мистер Уокер?

— Хотелось мне, чтобы меня поймали, или не хотелось. Правильно ли я сделал или неправильно. С моей точки зрения, правильно. Я обязан был это сделать. Но нет того ощущения удовлетворения, которого я ожидал. Есть закон, не так ли? Закон, следуя которому, мы обязаны жить, если желаем быть частью цивилизованного мира?

— Думаю, да, есть, — ответил я. — Но…

— Вопрос в том, что происходит, когда ты не часть его?

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Уокер. Я здесь для того…

— Пожалуйста! Не разыгрывайте дурачка. Это вам не к лицу. Я говорю о человеке, которого убил. О мистере Себастиане.

Лицо у меня застыло. Это происходит, когда с него сходит всякое выражение и вы только и можете, что тупо смотреть на собеседника. Мне открывалась другая история, о которой до сего момента я и не думал услышать. Но я чувствовал, что следует сделать вид, будто мне известно об этом. Принимать решения по ходу действия есть самая важная составляющая частного расследования.

— Ну да, конечно. Мистер Себастиан, — сказал я.

Генри мгновеньями уходил в себя под влиянием какой-то мысли или воспоминания. Я замечаю этот отрешенный взгляд, когда разговариваешь с людьми и понимаешь, что они тебя не слышат, что-то происходит еще, но происходит только с ними. Так и Генри Уокер. Он не в полной мере был здесь.

— Вы, должно быть, дока в своем деле, мистер Малвени.

— Как сказать. Стараюсь.

Он покачал головой:

— Связать меня с этим убийством. Найти меня здесь. Это не могло быть легко. Вы наверняка много знаете. Обо мне.

— Знаю кое-что, — кивнул я. — Например, что вы не… как бы это назвать?

— Черный. Так и назовите.