— И кто у нас такой крутой? — хмыкнул он, а ябуквально похолодела. Мама моя, а что, если этот мерзкий тип и есть Гром? И яего ящиком огрела.

Тогда и его знакомство с белобрысым вполне понятно, и то,что он в подворотню за мной потащился, тоже, ведь я по телефону, разговаривая сЛеркой, упомянула «Олимпию». Что же делать-то? Я выжала из себя улыбку.

— Я пошутила.

— Правда? Никакого парня нет?

— По крайней мере, здесь он сегодня не появится.

— Хорошая новость, — кивнул он, приглядываясь комне.

— Еще не знаю… — Теперь я улыбалась увереннее,продолжая гадать, Гром это или нет. — Может быть, мы познакомимся? —предложила я.

— Может быть, — кивнул он и тоже широкоулыбнулся. — И как тебя зовут?

Как же мы с Леркой забыли об имени? Впрочем, какая разница.

— Таня, — ответила я, прибавив к собственномуимени лишнюю букву.

— Серьезно? — Он вроде бы удивился. —Совершенно тебе не подходит. Я бы на твоем месте придумал что-нибудьэкзотическое. Эсмеральда, к примеру. Или Лола, на худой конец. Правда, в киноона была рыжая. Впрочем, это не проблема.

Я замерла, приоткрыв рот. На что он намекает?

На рыжую Эсмеральду? Так он… Господи, он убийца, убил ее идаже не боится, что разоблачат, так и говорит: да, мол, убил. И тебя убью.

— Что с тобой? — спросил он сочувственно. —Душно?

— Нет, все нормально, — вздохнула я, призвав себяк порядку. Намекать он может лишь в том случае, если меня узнал. Узнал илинет? — Мы раньше не встречались? — спросила я.

— Возможно, — кивнул он.

— Вы не назвали своего имени…

Его имя я так и не узнала. От ближайшего столика отделилсямолодой человек очень неприятной наружности и, не обращая внимания на парня из«Мерседеса», обратился ко мне с пакостной улыбкой:

— Сколько? — Я попыталась сообразить, что ему отменя надо, на это ушло время. — Сколько? — повторил он.

— В чем дело? — сурово поинтересовалась я.

— Молодой человек интересуется, во сколько емуобойдется желание тебя трахнуть, — пояснил парень из «Мерседеса».

— Ты что, спятил? — спросила я, сама толком незная, к кому обращаюсь. — Убирайтесь отсюда… оба.

— Похоже, она не шлюха, — пожал плечами тип из«Мерседеса» с таким видом, точно данное обстоятельство очень его забавляло.

— Да неужели? — хмыкнул подошедший парень, извлекиз кармана стодолларовую банкноту и бросил на стол.

В первое мгновение я хотела зареветь от обиды, такбезобразно еще никто в жизни себя со мной не вел, но тут мне в голову пришлавполне здравая мысль: парень вовсе не жаждет меня оскорбить, он простовыполняет свою работу. Ну конечно, он из «витязей», убедился, что мы с Громомпознакомились, а теперь провоцирует скандал, чтобы Гром выступил в роли моегозащитника. Что-то Громов не торопится.

Я посмотрела на парня, взгляд его словно приглашал кдействию, я встала, сгребла банкноту, плюнула на нее, а потом прилепила ее наего лоб. Согласна, это малоприятно, пусть внесет в счет лишнюю сотню, Леркинбюджет это выдержит. Парень побагровел, наблюдая за тем, как банкнота,отлепившись от его лба, плавно опускается на пол, поднял ее, сунул в карман,потом сгреб меня за куртку и замахнулся. А я, конечно, завизжала. Парень из«Мерседеса» с интересом наблюдал эту сцену, но даже не шелохнулся. Кулакстремительно приближался к моей физиономии, я закатила глаза и собраласьскончаться, но тут из-за соседнего стола подскочили сразу двое мужчин. Одинсхватил меня в охапку, а другой заехал в ухо моему обидчику. Тот взревелмедведем и ответил ударом на удар. К нему на помощь бросились товарищи, но имои спасители не долго оставались вдвоем. Через пять минут столы былиперевернуты, и в ресторане развернулась настоящая баталия. Из-за ажурныхперегородок за ней с азартом наблюдали посетители, а некоторые даже принялиживейшее участие. Дамы визжали, а я, привалившись к стене, таращила глаза,гадая, чем все это кончится. Парень из «Мерседеса» по-прежнему сидел на своемстуле, покачивая ногой, иногда ловко уворачиваясь от пролетающих предметов.

Битва длилась недолго и была прервана мощным рыком:

— Замрите, уроды…

Я нашла глазами рычащего, им оказался мужчина лет тридцати,он стоял возле одной из кабинок и, судя по лицу, сильно гневался. К нему, ищазащиты, прижималась девица восточного типа в атласном платье. Вьетнамка,сообразила я.

— Мать вашу… — взревел мужчина, сообразив, что егопредыдущие слова в душах дерущихся откликов не нашли. Он поднял руку, в которойдержал пистолет, и пальнул для острастки. Это подействовало. Мужчины втянулиголовы в плечи и замерли. — Я сколько раз повторять должен, —гневался новоприбывший, не выпуская из рук оружия. — Хотите кулакамипомахать, двигайте на улицу. В заведении должен быть порядок, здесь культурныелюди отдыхают.

Враждующие вздохнули и принялись расставлять мебель. Едва ясобралась поздравить себя с тем, что все благополучно закончилось, как мужчина,все еще с вьетнамкой под руку, прошел на середину зала и суровопоинтересовался:

— Чего не поделили?

Взоры всех присутствующих устремились ко мне. Стало оченьтихо, или у меня уши заложило.

За спиной мужчины вдруг возник Сашок и принялся тыкать внего пальцем, отчаянно гримасничая.

Зря старался. К тому моменту я и без его ужимок поняла, чтомужчина, расхаживающий под руку с вьетнамкой, и есть Громов. Он тоже смотрел наменя.

Признаться, ничего похожего на зарождающуюся страсть в еговзгляде я не уловила. Он освободил свой локоть от подруги, сделал шаг в нашемнаправлении и перевел взгляд на парня из «Мерседеса», который по-прежнему сиделна своем стуле без малейших признаков волнения.

— Девка твоя? — спросил Громов. Тот равнодушнопокачал головой. Гром приблизился, выражение его физиономии не предвещалоничего хорошего.

Для меня, разумеется. — Где Вовка? — заоралон. — Сколько раз твердить, шлюх в заведение не пускать.

Вот тебе и познакомились.

— Я просто ждала своего парня, — поспешнозаговорила я, — а эти типы пристали.

— Подожди его на улице, — заявил Гром, сгреб меняза шиворот с явным намерением вышвырнуть.