– Благодарю вас, принципесса.

Фрейлина изобразила книксен и испарилась за дверь. Тяжело женщинам, вечно приходится изображать не пойми что. Впрочем, в Средние века и мужчины так отплясывали во время приветствий, что не дай бог никому. Развели тут церемонии, понимаешь! И главное, не отменишь же никак! Помнится, и в третьем тысячелетии перед монаршими особами барышни всех возрастов делали книксен, а уж про 1917 год и говорить не приходится.

Хотя, если говорить откровенно, меня эта проблема интересует сейчас куда меньше, чем возможное военное поражение под Двинском, а дело именно к этому, судя по всему, и шло. Разумеется, мы делали все, что только было возможно, но удар германцев оказался слишком уж силен. Слишком. И где все эти, прости господи, аналитики, которые утверждали, что немец больше наступать не способен?

И где Слащев?

– Ваше величество!

Поднимаюсь, приветствуя вошедшую невесту.

– Ваше высочество.

Иоланда слегка склонила голову, пока ее фрейлина принципесса Боргезе вновь продемонстрировала мне изящнейшее искусство женской разновидности приветствия монаршей особы.

После того как принципесса нас оставила, мы перешли на более личный тон.

– Вы прекрасно выглядите, милая Иоланда.

– Благодарю вас, Михаил. Давайте присядем. Сейчас подадут кофе.

– Спасибо. Мне сказала ваша фрейлина, что у вас портные. Мои люди не угадали с размером подготовленных нарядов?

– Нет, не в этом дело. С теми нарядами все вполне сносно.

– Тогда в чем же дело?

Принцесса несколько замялась, но затем решительно ответила:

– Дело в том, что те наряды пошиты в Риме, Милане, Париже, Лондоне. Мне нужен наряд от русского модельера. Я приняла твердое решение впредь одеваться только в платья, которые созданы в России. Если же модные дома Рима, Милана или Парижа захотят, чтобы я одевалась в их наряды, то им придется открывать в России свои филиалы и шить платья здесь. Но, по-хорошему, я предпочла бы исключительно русские модели. И еще одно, Михаил. Пообещайте мне кое-что. Две вещи.

– Все что угодно, дорогая моя Иоланда!

– Не называйте меня впредь Иоландой.

Признаться, я несколько опешил и смог лишь пролепетать:

– А как же мне вас называть теперь?

Принцесса посмотрела мне в глаза и твердо ответила:

– Называйте меня Марией. Это одно из моих имен сейчас и мое будущее имя в православии. Я хочу стать настоящей русской, а Иоланда – это не русское имя.

– Отчего же? Есть вполне православное имя Иоланта. Уверен, что после нашей свадьбы оно будет очень популярным, и сотни тысяч новорожденных девочек назовут в вашу честь. Так что, если хотите, можете не слишком уж менять свое имя при переходе в православие.

Итальянка, которая очень хотела стать русской, задумалась, да так, что даже губу прикусила, что, насколько я могу уже судить, означало серьезное напряжение мыслительных процессов в этой изящной головке.

Нам уже принесли кофе, а она все еще молчала, глядя куда-то в окно. Наконец принцесса решительно ответила:

– Нет, не годится. Соблазн велик, но… Меня не примут в глубинке. Для миллионов русских подданных я останусь чужой. Зачем это мне и зачем это вам, мой будущий государь? Так что лучше я буду Марией, это русское имя. Во всяком случае, оно очень привычно в России.

Усмехаюсь.

– Что ж, моя королевна, возможно, вы и правы. И как же мне теперь вас называть? Марией или Машей?

– Как вам будет угодно, муж мой будущий.

И она так натурально смиренно вздохнула, что я не выдержал и засмеялся. Новоявленная Мария ответила улыбкой, но затем ее лицо вновь приняло решительное выражение.

Она вдруг перешла с французского на русский, четко выговаривая явно приготовленные ранее слова.

– Вторая просьба. Михаил, я вас прошу говорить со мной по-русски. Я буду стараться отвечать. Если не хватит знаний, буду говорить французские слова. Но все равно буду стараться. Мой язык должен быть… без-укориз-ненным.

Последнее слово она произнесла с некоторым трудом, но в целом справилась.

– Что ж, – сказал я, также переходя на родной мне язык, – вы правы. Без практики и языковой среды трудно научиться свободно говорить на иностранном языке. Но, моя прекрасная принцесса, чтобы стать русским своей, вы должны не только говорить на русском языке, но и думать по-русски, точнее, думать как русская. Честно говоря, я не знаю, думала ли на русском языке та немецкая принцесса, которая впоследствии стала величайшей императрицей в истории России, но то, что Екатерина Великая смогла стать русской по сути, лично у меня не вызывает никаких сомнений.

Иоланда покачала головой.

– Нет, Михаил, не так. Нужно быть… стать более русской, чем русские. Ведь им не надо доказывать свою…

Она запнулась, подбирая слово. Подсказываю:

– Вы имеете в виду «свою русскость»?

– Да, благодарю вас, Михаил. Трудный язык. Но я стараюсь. И еще одно, Михаил. Мм… Нет, прошу простить. Не хватит слов.

И вновь перешла на французский. Очевидно, ей было важно все сказать правильно не только в грамматическом смысле, а словарного запаса не хватало для серьезного разговора.

– Я долго думала над этим и приняла решение. Раз уж я завтра уезжаю к вашей тетке в Марфо-Мариинскую обитель для поста, покаяния и причастия, раз уж я перехожу в православие, я хочу закрыть все долги. Свои и ваши. Всякий долг должен быть оплачен, иначе я не смогу быть искренней перед Богом. Я приму вашего сына Георгия и постараюсь заменить ему мать, хотя и гожусь ему в старшие сестры. Но я знаю, что у вашей покойной жены графини Брасовой есть дочь, которой четырнадцать лет. Хоть это и не ваша дочь, но я не хочу, чтобы она чувствовала себя отверженной, особенно из-за моего появления. Этот долг я тоже хотела бы закрыть до нашей свадьбы.

– Каким же образом?

– Ваше императорское величество, вы могли бы даровать ее отцу какой-нибудь титул?

– Зачем?!

– Затем, что при наличии титула у ее отца я смогу решить вопрос устройства Натальи Мамонтовой фрейлиной к своей младшей сестре. Титул и статус фрейлины дадут ей положение, имя, хорошее приданое и возможность найти себе выгодную партию в высшем обществе Италии. В том числе и среди старых семей, которые так заинтересованы ныне в России. Сделайте это для меня, я вас прошу.

– Что ж, я не возражаю. Это действительно разумное решение. Что-то еще?

– Да. Я знаю, что есть тайны, которых лучше не знать и никогда не касаться, но я прошу вас открыться мне. Я не говорю о тайнах государственных, прекрасно понимаю и их значение, и то, что невозможно править таким огромным государством в абсолютно белых одеждах, но я хотела бы узнать непосредственно от вас ваши личные тайны, которые мне могут сообщить так называемые доброжелатели. Я прекрасно понимаю, что вокруг вас было много женщин, да и не могло быть иначе при вашем положении, богатстве, внешности и манерах, но… Есть что-то такое, что мне следует знать до замужества?