Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Всякий» и «каждый» – это одно и то же, – перебила маменька. – И правильно сказать «кем», если речь идет о людях.
– О людях, – кивнула я с улыбкой и продолжила: – «… Чем бы он ни являлся, кто впредь возьмется учить или подвигнет учиться писать раба, или же поставит раба, обученного писать, выполнять обязанности писца в каком бы то ни было деле, связанном с письмом, за сей поступок будет приговорен к взысканию с него суммы, составляющей сто фунтов». – Я закончила и опустила документ себе на колени.
Маменька молчала.
– Видите? Я не нарушаю закон, поскольку учу детей читать, а не писать. Иначе как они узнают о Господе нашем, ежели не сумеют прочесть Библию? – На последних словах я взяла ее за руку.
– Ты очень, очень умная девочка, Элиза. Тебе надо было родиться мальчиком. – Мать сокрушенно покачала головой – так, будто она не справилась с чрезвычайно простой задачей.
Порой я понимала ее чувства, а порой готова была наброситься на нее с упреками. Иногда мне казалось, что я родилась девочкой, а не мальчиком по какой-то глупой случайности, но чаще я недоумевала, почему в моей жизни из-за этого все должно быть по-другому – какая разница, мальчик я или девочка? Но разница была.
– Просто чтобы вы знали, маменька: я не нарушаю вышеупомянутый закон, но есть множество других, которые мы уже нарушили, и вам не стоит об этом распространяться, иначе нас разорят штрафами. К примеру, рабам не дозволяется выращивать что-либо на земле для личных нужд…
– Какая нелепость!
Я усмехнулась в ответ на маменькин возглас и продолжила:
– Не дозволяется собираться группами по какому-либо поводу…
– Даже для похода в церковь?
– Да.
– Но мне и в голову не приходило…
– Не дозволяется играть на музыкальных инструментах и носить хорошую одежду, – докончила я и подумала о кафтане, который был на Бене в день приезда. Сейчас он, конечно, одевался более подходящим образом для работ в поле.
– Ты хочешь сказать, что все это противозаконно?
– Да, противозаконно.
– И на нас еще никто не донес?
Я вздохнула и пожала плечами:
– Могу лишь предположить, что наши соседи, как и мы, находят эти законы нелепыми. Не знаю, каковы на сей счет настроения в городе, но Чарльз Пинкни со мной согласен.
– А он весьма сведущий юрист и не стал бы нас вводить в заблуждение. Он очень тепло относится к тебе, Элиза.
– И я к нему так же.
– Ума не приложу, кто придумал столь смехотворные законы, – покачала головой маменька. – Какие-то паникеры, надо полагать. Что ж, надеюсь, их отменят, когда люди поймут, что это сущая чепуха.
Раздался стук в дверь, а затем тенорок Николаса Кромвеля:
– Леди, вы позволите войти?
Я возвела очи горе и нехотя откликнулась:
– Входите!
Кромвель был все тем же надменным занудой, но за прошедший год мы все более или менее свыклись с его присутствием на плантации и за семейным столом – так или иначе он вносил хоть какое-то разнообразие в будни трех обитательниц усадьбы, вечно недовольных друг другом.
– Как у вас тут уютно! Я нынче вечером промерз до костей. – Кромвель сразу направился к камину, вытянув руки к пламени.
– Не желаете рома? Нам его прислали с Антигуа. Элиза, налей гостю выпить, будь добра.
– Конечно. – Я подошла к серванту и сняла крышку с графина. – Итак… как продвигаются наши дела?
Кромвель, гревшийся у огня, обернулся:
– Я только что произвел проверку сделанного за день. Надеюсь, чаны для индиго будут поставлены через пару дней. Основной чан нужно будет сразу наполнить водой и поддерживать определенную температуру. Время собирать сырье настанет не сегодня завтра, и мы должны пребывать в полной готовности.
Я знала Бена, а потому не сомневалась, что сбор листьев индигоферы и производство красителя – своего рода искусство, требующее соблюдать точную меру во всем, но Кромвель наводил столько тумана и так пыжился, когда отвечал на мои вопросы, что невозможно было не закатить глаза.
– Чудненько, – хмыкнула я. – Мы так вам благодарны и страшно волнуемся из-за первого опыта с индиго – ведь от его успеха зависит, удастся ли нам наладить крупное производство.
Кромвель, шагнув мне навстречу, взял протянутый бокал с ромом.
Маменька кашлянула и поднялась с диванчика.
– Куда вы? – спросила я.
– О, я оставлю вас поговорить о делах наедине. Устала что-то.
Я, нахмурившись, подошла к ней.
– Идемте, я вас провожу. – Мне вовсе не хотелось оставаться наедине с нашим консультантом. – Мы с мистером Кромвелем можем обсудить дела утром.
Когда Квош закончил строить навес для уроков чтения, я попросила его каждое утро за час до рассвета приходить в рабочий кабинет моего отца. Квош кивнул, не спросив зачем.
В первое утро он тискал в руках шляпу, которую надевал в поле, и настороженно озирался, тем не менее молча проследовал за мной через холл в кабинет, где я уже зажгла маленький светильник. У стены, не занятой книжными полками, я поставила бок о бок два стула перед маленьким столиком в форме полумесяца.
Квош неуклюже переминался с ноги на ногу, глядя на стулья и книги, за которыми не видно было второй стены.
– Будем учиться грамоте, Квош, – тихо пояснила я.
Он взглянул мне в глаза, и я ободряюще улыбнулась:
– Потихоньку. Сначала проверим твои знания и будем отталкиваться от них, хорошо? – Я указала на один из стульев. – Садись.
Квош все еще колебался, на его лице отражался мириад сомнений, и мне оставалось лишь надеяться, что среди этих чувств нет недоверия ко мне. Наконец его внутренний спор с самим собой вроде бы разрешился. Квош принял решение и, сделав шаг вперед, осторожно опустился на стул.
У меня был простенький букварь, по которому когда-то училась Полли – он каким-то чудом проделал с нами долгий путь с Антигуа. Негритянским детишкам я его не дала, а то они его мгновенно затрепали бы.
Сделав глубокий вдох, я села рядом с Квошем и открыла книгу на первой странице, где были напечатаны все двадцать шесть букв английского алфавита. Я указала на букву «Би»:
– Знаешь, как это произносится?
Квош посмотрел на букву, затем на меня:
– Бен? – спросил он.
– Почти, – ободряюще кивнула я. – Имя Бена начинается с этой буквы. Но всего в его имени три буквы. – Я показала, какие, называя каждую. – Буква «Би» соответствует звуку «б» и произносится слитно с другими. Когда ты узнаешь, как звучат все буквы, сможешь читать.
Почти так. Всякие сложности я решила