—

доля поглумилася над нікчемними вами —

гей, підходьте, – гей ви, я хочу дати вам по морді!

16 – II. 917. Владівосток

НУ

Эй, подходите все, кому плакать хочется,

кто не танцует и не ходит в Народный клуб.

Кто смешон и у кого сердце щекочется —

от весны, от парка, от матовых вьюг!

Эй подходите, махайте белыми платками,

униженные, плаксивые, бессильные в спорте —

судьба поглумилась над ничтожными вами,

эй, подходите, эй, вы! – Я хочу дать вам по морде!

Перевод А. Р.

ВОГНИКИ ПО БУХТІ СКРІЗЬ

Катер дає третій гудок —

блискучий, витворний катер.

Місячної ночі ми кидаєм Владивосток

і рушаєм в бік, де темніє кратер.

Вогники, вогники по бухті скрізь,

вода шумує і колише хвиля.

В нашім серці правда немає сліз,

мила?

Місто, місто в огнях зостається ззаду.

Море виблискує, тіні погляд лоскочуть.

Кохана – чому ми раді,

чого серце хоче?

30 – VI. 917. Владівосток

ОГОНЬКИ В БУХТЕ

Катер дает третий гудок —

блестящий, капризный катер.

Лунной ночью мы покидаем Владивосток,

и движемся вбок, где темнеет кратер.

Огоньки, огоньки по всей бухте, везде,

вода шумит и плещет вокруг.

В нашем сердце правда нет слез,

милый друг?

Город, город в огнях остается сзади.

Море сверкает, блики взгляд щекочут.

Дорогая – чего всё ради,

чего сердце хочет?

Перевод А. Р.

Слезы у Семенко иногда могут быть атрибутом пейзажа и неодушевленных предметов, как в стихотворении «Отблески» 1917 года, или даже атрибутом политико-экономических реалий, как в верлибре «НЭП» 1922 года: «Нэп / порыжелым флагом / трепещет / из погреба вырывается с плачем / ковыляет захлебываясь / осенним дождем / в луче мокрого тротуара <…>»587.

ВІДБЛИСКИ (Пейзаж)

З самого ранку з дня капали сльози

переплакав день лише над-вечір

заспокоївся кинув хникати і хлюпати погрози

хусткою втерає очі й похожає по скверу.

Трамвай веселий блискає в темних калюжах

привітно дивляться на вулицю ілюзіонні фойє.

Чому ж ти тужиш

серце моє?

23 – IV. 917. Владівосток

ОТБЛЕСКИ (Пейзаж)

Спозаранку у дня капали слезы

переплакал день только к вечеру

успокоился бросил хныкать и хлюпать угрозы

платком утирает глаза и проходит по скверу.

Трамвай веселый сверкает в сумрачных лужах

приветливо смотрят на улицу иллюзионов фойе.

Что же ты тужишь

сердце мое?

Перевод А. Р.

Слезы – это лишь один из маркеров драмы, трагедии, скорби. Впрочем, слезы могут быть разными: существуют устойчивые выражения «пьяные слезы» и «горючие слезы», а также «смех сквозь слезы»; бывают слезы радости, бывают рыдания и прочие инварианты, которые вряд ли возможно педантично ранжировать по эмоциональной шкале плача.

Однако совершенно особым случаем будет ситуация такой драмы, когда уже невозможно заплакать. Иными словами – ситуация выплаканных слез. В поэтическом тексте это, по-видимому, должно характеризоваться лаконизмом, стоицизмом, тонкими градациями эмоций, когда отчаянье шифруется. Именно такие выплаканные (пересохшие) слезы, иногда никак не маркированные, но подразумеваемые, не раз встречаются в лирике Михайля Семенко. Вот один из самых характерных примеров – верлибр, выразительность которого обусловлена минимализмом и анафорами:

РАНА

Ранила мене

в моє серце —

я не прощу.

Я знайду тебе —

я знайду.

Я заховаю біль —

я заховаю в собі.

Я закушу тугу —

я закушу.

Ранила мене в моє серце —

ти.

24 – II. 921. Москва

РАНА

Ранила меня

в мое сердце —

я не прощу.

Я найду тебя —

я найду.

Я запрячу боль —

я запрячу в себе.

Я закушу печаль —

я закушу.

Ранила меня в мое сердце —

ты.

Стихотворение «Рана» открывает большой лирический цикл «Зок» 1921 года. В «Кобзаре» этот цикл насчитывал 32 стихотворения, следующих под римской нумерацией, без заглавий. Позднее, во втором томе своего «Полного собрания сочинений»588, Семенко оставил в этом цикле 22 стихотворения, снабдив их заглавиями. Слово «Зок» – по-видимому, производное от украинских слов «зойк» (вскрик, возглас отчаянья), «зокола» (вокруг да около, извне) и «зокрема» (отдельно, лично; то, что не вошло в сборники). Вот еще одна миниатюра из этого цикла – в которой слезы явлены, а рана/травма автора (лирического героя) показана столь же аскетичными средствами, но при этом медитативность и полуабстрактность некоего схематичного сюжета ничуть не снижает экзистенцию:

БОЛЮЧИЙ ЗНАК

Весною розіллється ріка

між гір

згадуєш – тремтить рука

i в далеч зір

Повільність в твоїх словах

і загадковість фраз

ти зрадиш в сльозах

ще не раз

Ти хочеш – весною – так

рідний Алтай

ти залишила болючий знак

зачекай.

24 – II. 921. Москва

БОЛЯЩИЙ ЗНАК

Весной разольется река

меж гор

вспоминаешь – дрожит рука

и вдаль взор

промедленье в твоих словах

и загадочность фраз

ты предашь в слезах

и не раз

ты хочешь – весною – так

родной Алтай

ты оставила болящий знак —

жди знай.

Перевод А. Р.

В произведениях второй половины 1910‐х и первой половины 1920‐х Семенко нередко отказывается от пунктуации. Мы склонны трактовать это не как элемент футуристских девиаций, а как результат знакомства с восточной поэзией. Его пренебрежение пунктуацией способно повышать информационный потенциал текста, в значительной мере избавляя его от однозначности