Отдыхает земля.

Туда, туда!559

По мотивам дуэта поэт сочинил стихотворение, имеющее очень далекое отношение к либретто (хотя и сохранил его зачин «Вы ласточки касатки»):

Миньона

Вы, ласточки-касатки,

Туда летите вдаль,

Где взоры женщин сладки,

А зубки – как миндаль;

Где щечки – абрикосы,

А губки – как коралл,

Где круты гор откосы,

Где все поет хорал.

Лотарио

О, ласточки-летуньи,

Туда летите вы,

Где встретят вас певуньи

В просторе синевы.

Мгновенья счастья кратки,

Всем горе даст медаль…

О, ласточки-касатки,

Летите ввысь и вдаль!

«Ласточки. Дуэт из Mignon», 1909 560

Главная сюжетная линия в оперном либретто, написанном Жюлем Барбье и Мишелем Карре, строится (в отличие от романа Гёте) не вокруг Вильгельма Мейстера, а вокруг любовного треугольника и ревности главных героинь – Миньон и Филины. Более того, дуэт о ласточках, благословенных Богом в их свободном полете в счастливые солнечные края, связывает здесь дочь и отца. Это выясняется лишь к концу оперы, когда беспамятство обоих о прошлом сменяется радостью узнавания и долгожданной встречи. Прозревший Лотарио называет и подлинное имя Миньон, которым она была наречена в младенчестве (показывая ей при этом шарфик, который она носила в детстве, коралловый браслет, молитвенник и портрет ее матери): она – Сперата (Sperata), то есть Надежда. Опера завершается мажорным терцетом, созвучным свободе легкокрылых ласточек.

Еще один музыкальный, равно «ласточкин» и любовный, текст, бывший на слуху у современников Северянина, – это так называемый «вальс Мирей», ария в жанре вальса «О, легкая ласточка» (O légère hirondelle) из оперы Шарля Гуно «Мирей». Вальс этот пользовался исключительной популярностью и многократно тиражировался на граммофонных пластинках. В России его знаменитой исполнительницей была Антонина Васильевна Нежданова (известна грампластинка с ее исполнением в записи 1908 года)561.

Возможности для уточняющего или даже альтернативного прочтения стихотворения «В парке плакала девочка…» отыскиваются и в текстах, которые Северянин написал примерно в то же время. Таково прежде всего стихотворение, напечатанное в цикле «По восемь строк» в сборнике «Ананасы в шампанском» (1915), но написанное в том же 1910 году, что и стихотворение «В парке плакала девочка…»:

Вы стоите на палубе за зеркальною рубкою

И грызете, как белочка, черносливную косточку…

Вы – такая изящная и такая вы хрупкая,

Вы похожи на девочку и немного на ласточку…562

Еще одно написанное в том же 1910 году стихотворение (включенное поэтом в «Громокипящий кубок») – сонет «Гурманка», где также упоминается о ласточке, которую рисует отнюдь не девочка:

Ты ласточек рисуешь на меню,

Взбивая сливки к тертому каштану.

За это я тебе не изменю

И никогда любить не перестану…563

О слезах девушки, влюбленной в охладевшего к ней поэта, идет речь в «Маленькой элегии» 1909 года, вошедшей в тот же «Громокипящий кубок»:

Она на пальчиках привстала

И подарила губы мне,

Я целовал ее устало

В сырой осенней тишине.

И слезы капали беззвучно

В сырой осенней тишине.

Гас скучный день – и было скучно,

Как все, что только не во сне564.

И наконец, еще одно стихотворение, не вошедшее в сборники поэта, но датируемое все тем же 1910 годом и тоже явно адресованное «девочке», вышедшей из детского возраста, – поэза «Королевочке»:

Белорозовая и каштановая,

Ты прости мне, унылая девочка:

Изменяю тебе и обманываю,

А давно ли еще – королевочка?!

Тихо всхлипывают вешне-грезовые

Лины, ландыши, вишни и яблони…

О, каштановая! белорозовая!

Все расслаблено!.. Все ограблено…565

9

По ходу чтения очень многих произведений Игоря Северянина можно подумать, что поэт пародирует то ли кого-то, то ли самого себя – уж больно много в них языковых и стилистических новшеств, способных удивить своей несуразностью. Собственно, и сам поэт писал: «допустим, я лирик, но я – и ироник» («Корректное письмо»), «Мои двусмысленные темы / Двусмысленны по существу» («Двусмысленная слава»)566. Вопрос этот сложен и едва ли окончательно разрешим. В глазах некоторых исследователей поэт был намеренно противоречив, эпатируя незадачливых критиков недоступными для них иронией, шаржем и травестией567. При таком понимании поэзии Северянина понятие пародии близко к теории Ю. Н. Тынянова: поэт создает свои тексты, вводя в них чужую речь в скрытой форме – без формальных признаков, которые бы непосредственно указывали на ее тематические и стилистические источники568. С этой точки зрения поэт как бы играет в литературу и подшучивает над читателем569. Но если это так, то поэт играет в заведомо беспроигрышную игру: получается, что в каких-то случаях он серьезен и искренен с читателем, а в каких-то нет570. Вот только в каких и когда?

Стихотворение «В парке плакала девочка…» вроде бы тоже дает повод к его пародийному пониманию. Тогда все оно может прочитываться как нарочито сусальное, шаржированно сентиментальное произведение, за которым скрываются какие-то иные подтексты – и тематические, и поведенческие. Тогда отчего не предположить (в меру читательской «испорченности»), что оно таит аллюзии не совсем детского свойства? В таком прочтении невинное оборачивается гривуазным, балансирующим на грани кокетства и флирта, вполне объясняющего «капризы и шалости», которые готов простить своей «девочке» (в кавычках) ее «папочка» (тоже в кавычках)571.

Используемые поэтом уменьшительно-ласкательные суффиксы способны еще более усилить это впечатление с опорой на теорию старшего современника поэта П. Б. Ганнушкина (1875–1933), разрабатывавшего классификацию конституциональных психопатий. Теперь выясняется, что

одним из вариантов возбудимой психопатии является эпилептоидный тип. Для людей с этим типом личности, наряду с вязкостью, застреваемостью, злопамятностью, характерны такие качества, как слащавость, льстивость, ханжество, склонность к употреблению в разговоре уменьшительно-ласкательных слов. <…> Среди психопатов этого круга встречаются азартные игроки и запойные пьяницы, сексуальные извращенцы и убийцы572.

Поклонникам «психиатрического литературоведения» здесь открывается безбрежное море для различного рода догадок573. Как правило, такие догадки, отсылающие к особенностям психопатологических отклонений, подразумевают «разоблачительные» выводы и, что существенно, личностные, персонализованные характеристики. В терминах риторики такие выводы можно определить как аргументы ad hominem. Но важно и