в этот самый момент снаружи раздался шум подъезжающего автомобиля, а потом из холла – его голос. Чтобы он вернулся и оказался рядом.

Почему со Стасом у нас так и не сложилось? Почему?! Ведь мы могли бы точно так же сидеть пусть и не в гостиной загородного дома, но в маленькой кухне. И меня бы мог обнимать наш малыш. Но глядя в глаза дочери Якова я понимала – нет. Не мог. Именно поэтому и не сложилось.

– Я хочу, чтобы ты была моей мамой, – сказала Майя и смутилась. – То есть… Я хочу, чтобы мама была моей мамой, но и ты тоже. Не почти мамой, а мамой.

Я приоткрыла губы. Подавила всхлип и обняла её худенькие плечи. Я тоже хотела этого.

– Буду, – улыбнулась уголками губ. – Если ты хочешь, значит, буду.

– Хочу, – выдохнула малышка, и мне ещё сильнее захотелось, чтобы этот момент с нами разделил её отец. Отчаянная мысль сорваться и поехать к нему мелькнула и исчезла, придавленная пониманием, что я по-прежнему пленница. Без разрешения Якова я не могу сделать лишнего шага, не то что поехать в другой город. У меня нет ни паспорта, ни права что-то решать. Только собственные неразумные чувства и…

Я опять коснулась волос Майи.

– Знаешь, я тоже очень хочу, чтобы ты была моей девочкой, моей дочкой, – сказала тихонько.

Всё, что у меня есть – любовь. К этой малышке и её невыносимому отцу.

Яков вернулся ближе к обеду следующего дня. Я хотела поцеловать его. В какой-то момент даже забыла об обиде, но она напомнила о себе почти сразу же. Остановив себя, я просто поздоровалась – даже прохладнее, чем было нужно, чем хотела, а после он занялся проблемами, ставить меня в известность о которых, как всегда, не счёл нужным.

Прошёл час, другой… Мы с Майей успели выбрать свитер, в котором она должна была пойти на завтрашнюю тренировку, сделать перестановку в кукольном домике, а он так и не заглянул к нам. Спустившись, я видела, как в кабинет прошёл Руслан, как он вышел. Хотела заглянуть, но передумала. Только пальцы закололо от желания прикоснуться.

Сквозь окно увидела высокого мужчину. Судя по всему, это был курьер. Снова заколебалась, борясь с желанием отвлечь-таки Серебрякова от дел, и снова здравый смысл оказался сильнее. Прошла в кухню.

– Приготовить вам что-нибудь? – встрепенулась горничная.

– Нет, – остановила её. – Лучше займись чем-нибудь. Мне бы хотелось побыть одной.

– Хозяин просит вас прийти к нему в кабинет.

Отвлёкшись от чашки с чаем, я подняла голову. Весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро думала о нашей встрече со Стасом, о его словах. Могла ли я поддаться? Могла. И, видит Бог, соблазн был велик. Но я отчётливо понимала, что это прошлое. Пила чай и не могла отделаться от светлой грусти о том, чего так и не случилось, не сложилось. Пусть даже это мне было уже и не нужно, потому что в моей жизни появился тот, без кого жить я уже не могла. Признание Стаса обнажило мои собственные чувства к Якову. Сильные, глубокие, всеобъемлющие.

– А прийти сюда хозяин не может? – подчеркнув слово «хозяин», осведомилась я.

Горничная выглядела испуганно. То ли Яков снова был не в настроении, то ли она просто боялась, что не сумеет добиться от меня выполнения распоряжения и получит за это.

– Я не знаю, – стушевалась она.

Мне даже стало жаль её. Мучить бедолагу я больше не стала. Вернула чашку на блюдце и поднялась.

– Зачем я ему потребовалась, он не сказал?

Она отрицательно мотнула головой. Больше расспрашивать её я не стала. Быстро пересекла холл, по пути подняв с пола плюшевую собачку. Майи поблизости не было, и я подошла к кабинету с ней в руках.

Дверь была приоткрыта. Не успела я оказаться внутри, наткнулась на взгляд Якова и инстинктивно сжала игрушку. Так на меня не смотрел он ещё никогда. Мигом стало холодно, сердце сжалось.

Яков сидел на краю стола, держа в руках большой надорванный конверт. Поза была расслабленной и небрежной, но в черноте глаз читался приговор. И теперь я точно знала, где стоит запятая в вечном «казнить нельзя помиловать».

– Что случилось? – голос мой прозвучал глухо и неуверенно.

Не ответив, Яков поднялся. Стало ещё холоднее, хотя на деле ничего не изменилось. Я отступила.

– Яков, что случилось? – повторила, не понимая, в чём дело.

По его скулам заходили желваки, на шее выступила вена, глаза сверкнули металлом. Я перевела дыхание.

– Ты, сука, ещё спрашиваешь, что случилось? – губы его едва шевелились.

У меня зашумело в висках. Я мотнула головой и тут же ощутила его хватку на запястье. Выдернув у меня собачонку, он швырнул её в сторону. Тряхнул меня, как куклу, притягивая рывком к себе и повторил с глухим рычанием:

– Ты ещё спрашиваешь, чёрт тебя подери?!

– Я не понимаю…

Он презрительно поморщился, смерил взглядом, под которым я почувствовала себя ничтожеством. Так же резко оттолкнул и, вытащив содержимое конверта, швырнул на стол. Стоило мне подойти, я обмерла. Тронула фотографию и, повернувшись к Якову, приоткрыла губы.

– Убирайся, – приказал он.

Я похолодела сильнее. Смотрела на него с ужасом, а в голове шумело.

– Это совсем не то… – замолчала, увидев выражение его лица. Сделала к нему шаг. – Яков, я…

– Я тебя, суку, убью, – он вдруг схватил меня за шею. Сдавил, и мне стало жутко. – Я тебя прямо здесь убью, – ещё сильнее.

– Яков, – выдавила, схватившись за его руку. Дышать стало трудно. Впилась пальцами в запястье.

Вдруг показалось, что он не остановится. Воздуха едва хватало.

– Я предупреждал тебя, – процедил он. – Предупреждал… – гримаса отвращения.

К глазам подступили слёзы. Меня била крупная дрожь. Губы беззвучно приоткрылись.

– Ничего не было, – из последних сил просипела я.

Ноги стали слабыми, чёрные всполохи в глазах Якова сжигали дотла.

Ища опору, я опёрлась второй рукой стола и почувствовала под ладонью снимок. Один из тех, на которых были я и Стас. И