Женщина напротив меня говорила по телефону. Я наблюдала, как она пытается владеть собой, сообщая кому-то далеко отсюда, что у них не будет возможности попрощаться. Я не собиралась ни с кем прощаться. Я собиралась вернуться домой вместе с Мими. Только при этих условиях я выйду из этой комнаты. Мне захотелось снова подержать на руках Пенни, чтобы вес ее маленького тельца заставил меня вернуться в реальность, но Дэн давно отвез крошку домой. Он обещал приехать позже вместе с Малкольмом. Я-то, конечно, по-прежнему буду здесь, на этом стуле, рядом с Аной и ее матерью. Они держались за руки, я уставилась на собственные пустые ладони, а мама Аны начала молиться.

Я была словно потеряна. Слез не осталось, как и слов, но я старалась держаться неприметно, чтобы все эти страшные события меня не настигли. Если я хорошо спрячусь, меня обойдет стороной такой же ужасный телефонный звонок. Если она встанет, снова начнет дышать – если она снова найдет меня, тогда и остальной мир может на что-то надеяться.

Дверь распахнулась, и я вся сжалась, думая, что моя мать принесла новости, которых я не в силах выдержать, но это был всего лишь Бенни. Ана вскочила и крепко обняла брата, а их мать обхватила рукой обоих.

Может, если бы у меня тоже был брат или второй родитель, боль стала бы легче? Ведь больше пар рук помогают тебе ее нести. Все эти размышления крутились в голове бессистемно, как во сне. Но дверь не закрылась – вслед за Бенни в помещение торопливо вошел Алекс.

Он явился взлохмаченный, а фартук, который он не успел снять, был засыпан мукой. Почти сразу он нашел меня паническим взглядом, и мое имя сорвалось с его губ, словно молитва.

Наконец пришли слезы. Они рвались наружу и душили меня, когда я встала и медленно пошла к нему навстречу. Я спряталась у него в объятиях. От него пахло морем и тростниковым сахаром. Я схватилась за его рубашку, с усилием подняла голову над поверхностью воды и наконец сделала глоток так необходимого мне воздуха.

Мими оставили в реанимации – она по-прежнему не могла дышать самостоятельно. У нее еще дважды останавливалось сердце. Я игнорировала эти сведения, потому что, если бы попыталась на них сосредоточиться, то просто не выдержала бы. Ана и ее родственники наконец уехали – ранним утром, когда я заверила их, что со мной все в порядке. Им нужно было идти в школу и на работу, а мне хотелось остаться одной. Алекс не ушел. Его молчаливое присутствие давало уверенность в том, что на него в любой момент можно опереться, даже несмотря на ужасные больничные стулья. Он принес еду и кофе – мы с мамой почти ни к чему не притронулись. Наконец, через много часов бесплодного ожидания она отправила меня домой.

– Я останусь здесь, – сказала я.

– Поезжай домой, пожалуйста. Проверь, что с домом, помойся и поспи. Я останусь с ней на случай, если что-то изменится.

Глаза у меня болели и чесались от усталости, и мне страшно хотелось оказаться под горячим душем, но не могла же я просто уйти. Мими была здесь.

Но мама тихим, серьезным голосом сказала:

– Пожалуйста, позволь мне наконец быть твоей матерью и ее дочерью.

Алекс привез меня домой и остановился рядом со мной на пороге. В доме было мучительно тихо. Свечи не горели, молчало радио и кофе не шипел на плите. Повсюду было так тихо и спокойно. Просто невыносимо.

– Давай я приготовлю тебе еды.

Он включил свет и прошел на кухню. Я несколько секунд смотрела на него, но время заставляло только сильнее мучиться отчаянными надеждами. Я взглянула на дверь спальни Мими и напряглась, пытаясь расслышать музыку ее присутствия: шарканье вышитых бисером тапочек по кафельному полу, перезвон ее браслетов, молитвы, которые она шептала своим святым. Услышат ли они ее сегодня?

– Эй. – Голос Алекса выдернул меня из моих мыслей. Я посмотрела туда, где он стоял в теплом свете, озарявшем кухню. Краем сознания я почувствовала запах карамелизованного лука и перца. – Я здесь.

– Я знаю.

На самом деле я была ему благодарна, но мой голос казался резким от переживаний и усталости.

Я пошла в душ и стащила с себя одежду. Горячая вода обжигала, но это было хорошо. Я стояла под душем без движения. Я была слишком вымотана, чтобы плакать, но даже в этом состоянии мучительно желала обрести смысл. Я хотела быть тем человеком, который падает на колени и делает искусственное дыхание. Силилась овладеть тем уверенным взглядом, которым посмотрел на меня Дэн. Я уперлась ладонью в облицованную кафелем стену и попробовала сосчитать собственное учащенное дыхание. Я могла только просто сидеть – на полу в ее комнате или в приемном покое, – и это ничего не меняло. Я сжала руку в кулак и прислонилась к стене, пока сухие бесполезные рыдания сотрясали тело.

Вода скоро стала холодной. Моя кожа покрылась мурашками, а изо рта шел пар. Мне захотелось, чтобы плитка провалилась под моими ладонями – я до смерти замерзла, мне было невыносимо одиноко, а мир ускользал от меня слишком быстро.

Послышался стук в дверь. От испуга я вздохнула, в рот попала вода, и я закашлялась.

– Роза! – позвал Алекс. Я почти физически чувствовала его беспокойство. Но, учитывая, сколько времени я уже провела в душе, я прекрасно понимала, что он изо всех сил старается быть тактичным.

– Я сейчас выйду, – не знаю, прошептала или крикнула я.

Дрожащими руками я выключила воду и вытерлась. Потом провела рукой по зеркалу, чтобы снова увидеть свое отражение в запотевшем стекле. Я все еще здесь. Глаза матери и губы бабушки. Они тоже все еще здесь. Остальные черты и особенности моего лица я унаследовала от мертвецов, которых мне так и не довелось повстречать.

Я поела – из уважения к Алексу и еще потому, что было важно сидеть за кухонным столом и делать все, как обычно. Здесь положено было собираться вместе и есть. Если я это сделаю, будет хорошо. Позитивное подкрепление, возможно, достаточное для того, чтобы ее спасти.

– Хочешь, я останусь?

Первое, что я подумала: «Моя abuela меня убьет». Но этого я не сказала. Оставаться одной в эту ночь было все равно что в одиночестве заглядывать в бездну, но я должна была раствориться в наших семейных ритуалах. Мне требовались свечи, масло, шипение пламени. Я зажгу благовония и буду молиться тем, кто там, наверху, приглядывает за мной и тем, кого я люблю. Не зная, что сказать, я колебалась, и он произнес:

– Я вернусь. Сегодня вечером или завтра утром. Позвони мне или напиши, и я тут же приеду.

Я с благодарностью кивнула. Он вымыл посуду, прибрался на кухне, а потом обнял меня и нежно, но решительно поцеловал в макушку. Потом у дверей чинно пожелал спокойной ночи. У меня не было сил смотреть, как он уходит.

Я тут же направилась в оранжерею Мими. Осмотрела полку бабушки и нашла белые свечи, ее любимый медальон Caridad del Cobre, святой покровительницы Кубы. Схватила булавку и бутылочку эфирного масла. Нашла три пенса и сунула в карман. Пошла к себе в комнату, высыпала все на стол, налила в ладони немного «Florida Water» и смазала одеколоном мокрые волосы. Сладкий цитрусовый запах наполнил меня чувством защищенности. Так всегда пахли направляющие руки моей бабушки, когда она отбрасывала мне волосы со лба или показывала, как возносить почести духам и накапливать опыт в практике. Я схватила спички и зажгла все свечи, какие только смогла найти, а потом булавкой выцарапала на каждой из них полное имя Мими.