Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ямки на щечках стали нежно-розового цвета.
— А ты меня?
Я ответила шепотом:
— Мне кажется, да.
И удивилась: как же люди слышат то, что хотят слышать. Нескрытый в моем голосе смех, не равнодушную интонацию, а только одно слово:«да».
Стас обнял меня почти отечески.
— Девочка моя…
Я не стала настаивать на его признании. Пусть немножкопочувствует свое превосходство. Пусть побудет мужчиной.
Позвонил Рома.
— У тебя все нормально?
Я уютно сидела на коленях у Стаса.
— В общем, да. Но мне надо с тобой поговорить. Я хочутебе кое-что рассказать…
— Я через три дня буду в Москве, поговорим.
— Ты позвонишь?
— Да. Как Артем? Звонил?
— Да. Все нормально. Ром…
— Я спешу, Никита. Пока.
То, что я сказала Стасу в следующую минуту, было от чистогосердца.
— Я ведь вправду за тебя замуж выйду.
— Я знаю.
Я опять уехала утром. Пока Стас спал. Я даже хотела пойти накухню, поесть квашеной капусты. Я люблю заводить традиции. Но всю капусту съеливчера.
Если уж я смирилась с тем, что когда-нибудь непременно умру,то почему бы мне не смириться с тем, что Рома меня бросил? Просто нужно принятьэто как неизбежное.
Глупо плакать из-за того, что все мы умрем.
А значит, еще глупее — из-за того, что меня бросил муж.
Когда стадо баранов ведут на живодерню, они ведь тоже,наверное, пока в дороге, занимаются своими проблемами; выясняют, кто сильней,делят овец… Бедняги. А разве это имеет какое-то значение?
Я стояла у себя в гардеробной. Перед зеркалом. Мы собиралисьпообедать на «Веранде».
Я взяла черную юбку. Положила обратно.
Надо молодиться. Я сняла с себя все бриллианты.
Неплохо.
Мы решили, что «Веранда» надоела, и поехали в «Red Bar» наКутузовском.
Анжела рассказывала про свою подругу, которая собирает совсех знакомых деньги, чтобы передать их жертвам Беслана.
— Я не верю, что она их передаст, — говорилаАнжела.
— Почему? Нормальная благотворительность, этим сейчасвсе занимаются. Я бы и сама передала деньги. Там такой ужас, в Беслане. —Катя развела в огромном бокале пиво со спрайтом, попробовала, добавила ещепива.
— Да потому что! — возмущалась Анжела. — Я бытоже передала! А она — нет. Ни налоги не спишешь, ни в прессу не попадешь!Значит, зачем ей это? Только чтобы себе деньги забрать.
— Вот гадина, — подтвердила я.
— Вот-вот, — обрадовалась Анжела, — гадина!Вон Никита все время игрушки Артема в детский дом отвозила…
— С водителем отправляла, — поправила я. — Иодежду тоже…
— Девочки, у меня одежды — полно… — задумалась Катя.
— А ты в комиссионный отнеси. У меня одна знакомаярассказывала, комиссионный называется «Мечта». Покупаешь Doice&Gabbana за$5000, а туда за двести отдаешь. А если пять костюмов, то уже тысячуполучишь. — Анжела прикидывала в голове, сколько будет, если отнести в«Мечту» десять костюмов.
— Неплохо, — согласилась я.
— Конечно, две-три тысячи в месяц можно иметь. Плохо,что ли? Пошла в «Soho», себе новое платье купила, — Анжела заказалабутылку вина, — и в некотором роде благотворительность: студенткикакие-нибудь мечтают в именных вещах ходить.
В «Red Bar» огромные окна. Из них видны огни Кутузовскогопроспекта. Как будто на самолете приземляешься. Ночью.
Я люблю смотреть на город сверху. Некоторым нравитсяразличать дороги, дома… Или телевизионную башню. А мне нравится представлятьлюдей, которые строили этот город тысячи лет назад. Я не вижу, во что ониодеты, не различаю их лиц… Но их морщины и их улыбки, их мозоли и их мечтывитают над городом, концентрируются в воздухе и наполняют своей энергетикой этипостройки, эти дороги и эту телевизионную башню. И меня. И моих подруг.
В дверях появилась Олеся.
И Олесю.
— Кто Олеське сказал, что мы здесь? — прошипелаКатя, приветливо улыбаясь нашей приятельнице.
— Я. — Я вздохнула. Не люблю врать по мелочам.
— Девочки, привет! — Олеся была в длинной шубе,хотя снег еще не выпал. — Бедная Катечка!
Катя закатила глаза.
— Мне никогда не нравился Антон, — сообщила Олеся,усаживаясь.
— Ты ему тоже, — ответила Катя не очень вежливо, ия подумала, что напрасно не соврала Олесе.
— И у Никиты проблемы тоже, — продолжала Олеся, ия уже точно знала, что лучше бы я соврала. — Анжел, а у тебя что?
— У меня, Олеська, — любовь. Но ты нам лучше просебя расскажи. — Анжела закурила сигарету.
— Ты же антиникотиновый пластырь наклеила, —удивилась я.
— Ага, — кивнула Анжела, — просто заставляюсебя курить. Вообще не хочется. Еле-еле до половины докуриваю…
Она с отвращением потушила Vogue с ментолом.
— У меня тут такой жених был! — сообщила Олеся,заказывая виски со льдом. — Депутат. Богатый, не старый! В меня влюбился спервого взгляда!
— Как фамилия? — поинтересовалась Катя.
Олеся задумалась:
— Попозже сама вспомню, скажу.
— И что? — немного ревниво спросила Анжела.
— Ничего. Я даже телефон не оставила. У него женабеременная, на девятом месяце. Двойня.
— Так она же скоро родит! — не унималась Анжела.
Олеся пожала плечами:
— Да ну, женатый… Вы знаете, девочки, он без соткитысяч долларов из дома не выходит!
— Ну, — воодушевилась Анжела, — он же безсотки не выходит, а не без жены! Олесь, ты что, с ума сошла?
— Не знаю. — Видно было, что Олеся провела не одинчас в размышлении на тему депутата. — Ну все равно, как я теперь егоискать буду?
— С металлоискателем! — засмеялась Катя, и мы всеее поддержали. Кроме Олеси.
— Девочки, я мужа своего люблю, — обиделась Олеся.
— Тогда да… — согласилась я.
— Кать, позвони Антону, пусть «номер первый»привезет, — попросила Анжела, — а то, я чувствую, здесь долго невысижу. А у меня Денис еще два часа на футболе будет.
— У него нет. Я с ним разговаривала. Он на спортпоехал.
— На какой спорт? — удивилась я. И обрадовалась. Яначала считать дни, проведенные без кокса. Как когда сидишь на кефире. Одиндень получилось, два дня, три, зашла соседка с тортиком.