Наверное, так влюбляются мужчины. Своим телом. И если быкто-то сказал мне, что в этом меньше романтики, чем в сентиментальных мечтанияхо свадебном платье, я бы сочувственно рассмеялась в лицо.

Наверное, это называется «страсть».

Я думала о нем, и мне хотелось выть.

Уверена, именно так чувствуют себя животные в брачныйпериод.

Я вспомнила пса, который у меня был, вспомнила, как он сломяголову бегал за течными суками, и мне стало его жалко. Потому что не каждый разему удавалось догнать какую-нибудь из них.

Наверное, существует между людьми связь на уровнекакого-нибудь астрала.

Стас позвонил тогда, когда за этот звонок я готова былаотдать всю оставшуюся жизнь. Всю, кроме наступающей ночи.

— Что делаешь? — спросил он, словно мы прожиливместе сто лет и он мог предвидеть любой вариант ответа.

Поэтому я не сказала то, о чем думала: «Схожу с ума, потомучто хочу тебя».

— Так, ничего. Телевизор смотрю.

— Какие планы?

«Обычные. Хочу переспать с тобой. Даже если потом ты менябросишь».

— Не знаю. В принципе, есть хочу.

— Так, может, поужинаем?

«А вдруг он импотент? Или эгоист? Или…»

— Давай.

— На «Веранде»?

«Надену чулки. Нет, тепло. Пошло. Не надену ничего».

— Давай.

— Через час?

Я повесила трубку. Забыла попрощаться. Он понял, что ясогласна? Может, перезвонить?

Я сняла с вешалки свое любимое платье. Сиреневые и желтыецветы на белом фоне. Luca Luca.

Он онемеет, когда увидит меня в нем. Он перезвонил сам.

— Так я не понял, через час?

— Ну, давай через час.

* * *

Я позвонила Рембо из машины. Отключен. Ну и ладно. У менядругой наркотик — гормональный. Любовь.

Я зашла на «Веранду», улыбаясь еще от входа.

Стас уже ждал меня.

Официанты с интересом разглядывали его.

С кем это я? И кто он такой?

Мы долго выбирали вино. Потому что все время начиналиговорить о чем-то другом.

Наконец заказали первое попавшееся.

По-моему, Willa Antinori.

Интересно, у него хватит денег, чтобы оплатить счет?

Я заказала кальян. Какую-то еду.

С моего лица не сходила дурацкая улыбка.

С его щек не пропадали ямочки.

Мне казалось, что все на нас смотрят и все все понимают.

Мы трогали друг друга глазами.

Я ощущала его почти физически.

Он болтал какую-то ерунду. Рассуждал про сигары. Мне былосмешно.

Мы оба не притронулись к еде.

Выпили бутылку Willa Antinori.

На следующий день я не смогла вспомнить, о чем мы говорили.

Но мы все время о чем-то говорили.

Иногда я останавливала себя, чтобы дать возможность говоритьему.

Кальян закончился.

Еду унесли.

Расстаться было невозможно.

— Что будем делать? — несмело спросил он.

Я пожала плечами. Посмотрела на него из-под ресниц. Ответ насвой вопрос он должен был прочитать у меня в глазах.

— Может, заедем ко мне? — спросил он. Ямочкиисчезли.

Я кивнула. Хорошо, что не пришлось предлагать самой.

Он жил на Кутузовском. Это близко.

Я давно не была в таких грязных подъездах.

Он взял меня за руку. Как в школе. Как маленькую.

Я и сама жила когда-то в таком же подъезде.

* * *

В лифте мы не отрываясь смотрели друг на друга. Мои губыхотели его губ, и каждый кусочек кожи моего тела хотел его тела. Мы смотрелидруг на друга и тонули в глазах друг друга. Он был так близок, что кружиласьголова.

Мы были как несчастные, замученные жаждой люди, которым даликипяток. И они дули на него. Они не пили, обжигаясь. Они держали его в руках, иот этого их жажда становилась еще мучительней. Но они медленно дули на кипяток,предчувствуя наслаждение и наслаждаясь этим предчувствием. Какой бы вода ниоказалась на вкус, это будет вкус удовлетворения.

Лифт открылся. Я смеялась, пока Стас открывал дверь. Ондолго не мог попасть ключом в замочную скважину. Он приложил палец к моимгубам. Дверь открылась. Свет был или нет? Я не помню.

Одежда — это не то, что нужно в такую ночь.

Жадные губы, нежные пальцы. И совсем иногда — слова, их непонимаешь, потому что они вообще ничего не значат. Но в то же время они значаттак много!

У каждой ночи есть имя.

Эту ночь звали Страсть.

Капельки пота на висках и бездна, в которую погружаешьсявместе. Держась за руки так, что ногти впиваются в кожу. И нежность.Всепоглощающая, бездонная, в которой растворяешься настолько, что не чувствуешьсвоего тела. Но что может быть важнее своего тела в такую ночь?

Только его тело.

Мы лежали не просто обнявшись. Мы лежали так, как живутсиамские близнецы — просто не представляя себе, что может быть по-другому.

Вкус его тела был на моих губах.

Его запах впитала моя кожа.

Секс — это как объяснение в любви: всегда приятно. Почтивсегда — по-разному. Зависит от темперамента. Можно ограничиться тремя словами,можно сложить поэму. Причем три слова от любимого человека заменяют поэму.

— Выходи за меня замуж, — сказал Стас.

— Конечно, — кивнула я.

Мы как будто следовали сценарию. Идеальному сценарию идеальнойночи.

— Я люблю тебя, — сказал Стас.

Или мне это приснилось? Потому что, когда он сказал это, яуже спала.

У него был большой коричневый холодильник. Абсолютно пустой.Только квашеная капуста.

Стас спал. Я хотела есть.

Я села на пол, обхватив банку ногами. Я с удовольствиемдоставала пальцами капустные листья.

Сколько лет прошло с тех пор, как мы устраивали такиепикники с Ромой?

Мы провели с ним тогда вдвоем трое суток.

Не выходя из дома.

Мы съели все, что хранилось в его шкафах.

Я варила макароны, и мы кормили ими друг друга, прямо изкастрюльки, руками. Мы облизывали друг другу пальцы и губы. Мы жадно разрывалиодну макаронинку зубами с двух сторон.