Однако вопреки нашей уверенности майор Фрезер, отвагу которого мы явно недооценили, атаковал нас самым решительным образом.

В тот день мы встали лагерем рядом с какой-то деревней на берегу реки Тапти. Люди готовили себе обед, спали или просто слонялись по лагерю без всякого особого дела, как вдруг прозвучал сигнал тревоги. Поднялся страшный, неописуемый переполох. Пиндари испуганными толпами метались во все стороны по лагерю, плохо соображая, что происходит и что следует делать. В конце концов, охваченные паникой, все, кто мог, бросились к своим коням, вскочили на них и задали такого отчаянного драпа, что я и другие командиры не смогли остановить их. Мне удалось собрать вокруг себя своих тхагов и нескольких всадников из моего отряда – они были готовы к бою, однако, видя, что нас ждет неминуемое поражение и гибель, я отдал приказ отступать, и мы резво припустили следом за остальными. Конный отряд англичан бросился за нами, но преследовал нас совсем недолго, опасаясь, видимо, оказаться без прикрытия огня своей пехоты и двух пушек, которые попеременно извергали огонь и картечь из своих стволов. Эти кавалеристы-раджпуты, видать, были отменные трусы, ибо, действуй они решительнее, разгром нашей армии был бы полный. Впрочем, один из них – либо самый храбрый, либо самый глупый – не стал или не смог удержать своего коня и неожиданно для себя оказался среди нас. Мы не преминули на всем ходу быстро снести ему голову и прихватить с собой в качестве, увы, единственного доказательства нашей доблести.

Ускакав подальше, мы стали смотреть, как английская пехота не торопясь захватила наш лагерь и вместе с ним наши палатки и еду, которую так и не успели приготовить пиндари.

Все были удручены поражением от ничтожных сил противника, особенно наш вождь Читу.

В гневе осыпал он своих понурых и пыльных командиров самой отборной бранью, упрекая в трусости и бестолковости.

– Где ты был, во имя Аллаха, Гафар Хан?! – обрушился он на Хана. – Почему ты не собрал людей и не дал достойного отпора горстке этих жалких неверных? Ты пытался, говоришь? По-моему, ты что-то путаешь! Отца твоего! Я-то отлично видел, как твой рысак, рассекая воздух, выбивал из земли такие клубы пыли, что она затмила само солнце!

Сопя от злости, Читу повернулся ко мне.

– И ты тоже хорош, Амир Али! – начал он упрекать меня, однако осекся, когда я показал ему голову раджпута, приподняв ее за волосы.

– Что это? Кто это? – вопросил он в недоумении. – Чья это голова?

– Она принадлежала командиру кавалерийского отряда англичан, о великий Читу, – поспешил объяснить я. – Подобно льву он набросился на нас, рыча и размахивая огромным сверкающим мечом, но твой покорный слуга успел так ловко подмахнуть ему эту самую голову, что бравый раджпут, кажется, даже не заметил этого и проскакал еще довольно долго.

– Вах! – кисло заметил Читу. – При этом он продолжал страшно рычать, пока не понял, что у него уже нет башки, и только тогда умер – надо полагать, от удивления. При этом тело его, закованное в непробиваемый стальной панцирь, так грохнулось о землю, что от великого потрясения почвы в садах Хайдарабада осыпались все розы, а сам низам хайдарабадский поперхнулся пловом, да? Мастак же ты на всякие рассказы, о Амир Али! Поэт, право! Впрочем, и на этом спасибо! Эх, вы!

С этими словами Читу развернулся и поскакал прочь. Мы последовали за ним. Ближе к вечеру, когда выяснилось, что мы потеряли не более сотни людей, Читу заметно успокоился и ободрился и даже начал нахваливать меня за храбрость и стойкость в бою.

Через несколько дней мы вступили во владения низама, и мой авангард устремился вперед на славный и богатый город Умраути, не забывая при этом и десятки деревень, попадавшихся на нашем пути. К моей чести, могу сказать, что я ограничивался лишь выкупом в виде денег и драгоценностей, не предавая жителей грабежу и насилию, а их деревни – огню, как это делали другие командиры, в особенности Гафар Хан, зверство и жестокость которого вызывали у меня все большее отвращение.

Вскоре мы оказались у стен Умраути. Немногочисленная стража, охранявшая этот город, при виде далеких клубов дыма от подожженных пиндари деревень не стала искушать судьбу и бежала, бросив жителей Умраути на произвол судьбы.

Мы сразу направились на главную улицу города, где, как я знал, мы найдем самых богатых купцов. Выставив заградительные заслоны на всех переулках, выходящих на эту улицу, чтобы никто не смог удрать, я в окружении своих солдат выехал в самый центр базара. Там меня уже поджидали лучшие люди города, которые расстелили для меня ковер, готовясь оказать мне подобающие почести.

После весьма кратких и сухих приветствий, ибо не ради них мы сюда прибыли, начался ожесточенный торг.

– Так вот, славные жители Умраути, – сказал я, вдоволь наслушавшись их жалоб на собственную бедность и плаксивых уверений, что им не из чего уплатить нам богатый выкуп. – Перестаньте вы валять дурака! Вы предлагаете нам всего лишь один лакх, то есть сто тысяч рупий? Вы что, думаете тем самым удовлетворить нашего вождя, благородного Читу? Готов поклясться на Коране, что он не обрадуется такому подношению. Лучше еще раз послушайте, что я вам скажу. Все войско Читу будет здесь к вечеру, и если вы не поленитесь подняться на крепостную стену и посмотреть окрест, то вы увидите, какой след оставляет за собой его войско. Думаю, вам особенно понравятся столбы дыма, поднимающиеся к небесам от спаленных деревень. Вы уж мне поверьте на слово, что то же самое ждет и ваш замечательный город, если вы вздумаете шутить с нами шутки. Мы не просто сожжем его, но отдадим все ваше имущество, а также ваших жен и дочерей нашим бравым солдатам.

Сопротивляться силой вы нам не сможете, и если вы не захотите послушаться голоса разума, то мы поживем здесь у вас несколько деньков и хорошенько ознакомимся с тем, что есть в ваших домах. Так что идите, еще раз все обдумайте и посоветуйтесь, а я готов немного подождать – пока диск заходящего солнца не достигнет вон той башни у ворот. Долее этого я не стану ждать на минуты, а ваши дома со всем добром – вот они, и мы не постесняемся нанести туда визит, если вы не проявите требуемого благоразумия и мудрости.

– Хорошо сказано! – воскликнули мои люди. – Однако, Амир Али, почему бы и нам самим не попользоваться их щедротами? Ведь наверняка эти грязные торговцы не захотят принять во внимание, что и мы, благородные воины, тоже нуждаемся кое в чем для поддержания наших бренных тел.

– Давайте послушаем, что они скажут, – сказал я. – До того как они опять придут говорить сюда, вы все будете вести себя тихо, не станете перебивать мой разговор с купцами и ни в коем случае не нанесете вреда никому в этом городе.

Шло время, солнце приближалось к зубцам надвратной башни, но купцы, похоже, так и не могли прийти к единому мнению, продолжая сердито толковать друг с другом. Время от времени я напоминал им, что жду ответа. Наконец нижний край солнечного диска коснулся башни, и я встал под возбужденные крики моих людей. Увидев это, купцы гурьбой двинулись ко мне.

– Присаживайтесь, Амир Али, – сказал самый толстый и, видимо, самый главный из купцов. – Садитесь, пожалуйста, и давайте еще раз спокойно поговорим. Вы же знаете, что серьезные дела нельзя решать впопыхах и сгоряча.