Разжалобил Юрика и был весьма этому рад. Юриквсегда о нем заботился, Макс знает, на каких чувствах друга можно играть.

- Больно! - констатировал Макс удовлетворенно.

- Ты заслужил.

А через полтора часа уже напивались оба в бареэтажом ниже. Только после полулитра водки на двоих удалось вытащить Юрика наоткровенный разговор. Дозой меньше он просто напивался, а потом началрассказывать, каким идиотом он был, что так любил Свету.

- Души в ней ничаил, - городил он подряд все,что думал, - уграздило ж меня так влюбиЦа. Я просто слепой придурок! - далееследовал перечень нецензурных выражений, призванных обозначить его, Свету иМакса. А потом снова волна приличных фраз: - Я люблю эт женщну, Ммакс, тыпонимашь? И тя люблю, черт!

Потом на сотовый Максиму позвонила Наташа. Ужедесять вечера, она всегда звонит пожелать спокойной ночи. По голосу поняла, чтоу Макса пьянка, и даже немножко приревновала, но Макс изо всех сил старалсяпрояснить ситуацию.

- Малыш, мы с Юрки... с Юриком... так простоболтаем.

- О чем? - уточнила Наташа, недоверчивопоморщившись у себя в Москве.

- О чем? - переспросил парень и с разборчивойулыбкой ответил: - А хрен его знаит, о чем...

- Что, кому-то из вас плохо? - уточнила Наташа,имея в виду моральное состояние.

- Утром будет плохо, - рассмеялся Максим. - Апока хорошо.

- А вы где, дома? - забеспокоилась Наташа,поняв, что они уже не просто пьяные, а непривычно пьяные.

- Где? Да, кстати, Юр, где мы? - прикалывалсянад ней Макс. - Канава какая-то, кусты... Малыш, все нормаль, не суетись! -только пьяный человек может говорить так искренне. - Я тя люблю, зая. Я очньскучаю, моя солнышка. Моя прелесть. Так тя не хватает, ты б знала! Не кладитрубу, поговори со мной!

- У тебя деньги на телефоне закончатся!

- Нуи хрен с ними! Разве деньги эт главное? Я тятак люблю! Я любого убью, кто станет между нами! Поняла? Держи там пацнов нарасстыянии, иначе буишь мне передачки в тюррягу носить.

- Да, да, понятно, - исправно поддакивалаНаташа.

- А ты мя любишш, кошычка?

- Конечно, милый, очень! Давай я послезавтрапозвоню, тогда нормально поговорим, - предложила Наташа и деликатно привела всвое оправдание: - Там Юрику, наверно, скучно, пока ты со мной болтаешь.

Попрощавшись, Макс улыбнулся другу:

- Она не любит со мной базарить, када я пьяный.

А Юрик с серьезностью, присущей только послеводки, уточнил:

- Ты не собираешься ей рассказать, что у тя буитребенок?

Макс покачал головой.

- Я иё потеряю.

- Мож, она простит?

- Я впервые в жизни рад, што она в Москве.Видела б она сейчас мою разрисованную физиономию...

Посиделки продолжались еще неделю, пока Макс былна больничном. Юрик приходил к нему в гости, дабы пополнить запасы вхолодильнике, и оставался на легкую попойку. Когда "потертости" слица Макса исчезли, а синяки стали менее заметны, он, так и быть, вернулся вшколу. Ученики с интересом обсуждали сплетни относительно того, с кем подралсяфизик и из-за чего. Только самые смелые спрашивали у него напрямую. Говорилчестно: "С другом подрался. Из-за чего - не помню".

* * *

Наташа, как солнышко в зимнюю ночь, прорываласьвремя от времени в безнадежно пустую и нелепую жизнь Макса. Он почти ничего нерассказывал ей о себе: что рассказывать? Что Светка от него залетела? Что сЮриком ссорился? Наташа спросит, из-за чего...

Впрочем, трудно сказать, интересовала ли Наташужизнь Максима. Она спрашивала, как дела, но ответ ей как будто был неважен. Ейхотелось поскорее поделиться своими новостями! Она устроилась на работу в одинансамбль певицей, они выступают каждый вечер попеременно то в кафе попроще, тов ресторане покруче. А свою группу умудрилась пристроить в ночной клуб, так чтопо субботам она поет еще и там. Радовалась, хвасталась своими успехами иорганизаторскими качествами, гордо заявляла, что публике нравятся ее песни...

За окном с каждым днем все больше теплело, хотяиногда наступал двух-трехдневный сезон заморозков. А Наташу не интересоваласочинская погода. Максим поднимал трубку в ответ на убыстренную, нетерпеливуютрель междугородного звонка, и попадал в совершенно другое измерение. На этойволне не было ничего, кроме Наташи и ее Москвы. Не было зла на Светку, не былогонимых прочь, но таких навязчивых мыслей о Светкином ребенке, не было чувствавины перед Юркой... Была только тоска, ведь Наташа, похоже, в нем, в Максиме,больше не нуждается...

И только ее "тетрадка" с карикатурамии милыми репликами, оставленная ему на память, хранила вечное тепло о том, когоона так любила.

* * *

Вызвал к доске Ефремова, но тот, почему-то,попросился не отвечать сегодня. Весь 7 "А" непонимающе поглядывал насвоего одноклассника - мальчишку с очень хорошей репутацией умного начитанногоотличника. Удивился даже Максим Викторович:

- Ты не выучил?

- Я выучил, - заверил Вадим, потупив взгляд исложив руки на парте, как первоклассник.

- А почему к доске не выходишь? - не понималМакс. - Это легкая задачка!

Ефремов тупо молчал. Учитель был в недоумении,но акцентировать внимание на мальчишке больше не стал. Только в конце урокапопросил его:

- Вадик, останься ненадолго.

Когда все остальные дети вышли, и Максим закрылза ними дверь, подошел к ученику и сел за соседнюю парту напротив Ефремова.Открыл его же тетрадку на чистой странице и дал задание:

- Напиши формулу давления.

Пацан написал стопроцентно по-памяти.

- А определение скажи!

Пацан указал на только что написанную формулу и,тыкая ручкой по условным обозначениям, рассказал:

- Давление - это величина, равная отношениюсилы, действующей перпендикулярно поверхности, к площади этой поверхности.

- Единица измерения?

- Паскаль.

- Да, ты выучил, - констатировал МаксимВикторович. - А почему к доске не пошел? Там была задача на эту же формулу.

Пацан молчал, молчал, стыдливо спрятав глаза: онбыл мальчиком воспитанным и всегда слушался учителей, и ему было ужасносовестно так поступать. А потом произнес:

- Простите, Максим Викторович, я не смог.

- Но почему? - не отставал учитель. - Причинаже, наверняка, есть. Три четверти ты к доске выходил, а в четвертой вдруг нестал!