— Не опоздаю. — Сказав это, Жаклин спустилась в лодку.

Путешествие в Париж длилось два дня; оно оказалось тяжелым и изматывающим. Никто из попутчиков не проявил к Жаклин никакого интереса, равно как и национальные гвардейцы, которые несколько раз останавливали экипаж для проверки документов. Каждый раз, когда это происходило, Жаклин старалась держать себя в руках и не выдавать волнения, когда ей казалось, что солдаты смотрят на нее с подозрением. Впрочем, после нескольких проверок она поняла, что охранники подозревают любого, кто попадается на их пути. Все, кто ехал вместе с ней в экипаже, облегченно вздыхали, когда проверка заканчивалась и им разрешали продолжать путь. Паранойя, охватившая правительство, заразила страхом всех граждан Франции.

В полдень второго дня экипаж остановился у почтовой станции на окраине Парижа. Жаклин медленно вышла из него, чувствуя, что все ее тело затекло от долгой поездки. Остальные пассажиры быстро попрощались друг с другом и разошлись кто куда, ничуть не интересуясь тем, что мифическая тетя, о которой она им рассказала, не пришла ее встречать.

Взяв сумку, Жаклин медленно побрела по улице. Первой частью ее плана было связаться с другом Армана, Жюстеном, который жил на улице де Вент. Если ей удастся найти эту улицу, то она вспомнит нужный дом, а уж Жюстен поможет ей разыскать Армана.

Так Жаклин шла примерно полчаса, надеясь, что движется в нужном направлении; она не хотела спрашивать дорогу, чтобы не привлекать к себе внимания: граждане Республики с готовностью демонстрировали свою лояльность и объявляли предателем любого, кто был чуть лучше одет, говорил по-другому или выражал хотя бы легкое недовольство кровавым режимом.

Через некоторое время Жаклин оказалась на улице, заполненной людьми, — это был импровизированный рынок, где продавцы с тележками яростно торговались с проходящими мимо покупателями. Жаклин толкали из стороны в сторону, и она судорожно вцепилась в свою сумку, словно та могла дать ей возможность удержаться на ногах, но, получив сильный удар в бок, потеряла равновесие и упала.

— Вот он! — раздался громкий мужской голос. — Держи его!

Маленький оборванный мальчик растянулся рядом с ней, прижимая к груди краюху хлеба. В мгновение ока прохожие окружили их, отрезав все пути к отступлению. Мальчик вскочил на ноги и попытался протиснуться сквозь толпу, но его уже держали несколько пар цепких рук.

Так как никто не пошевелился, чтобы помочь Жаклин подняться, она встала сама. Ее внимание было приковано к мальчику; на вид ему казалось не больше одиннадцати лет, но он выглядел таким худым и щуплым, что вполне мог оказаться старше. Его лицо потемнело от грязи, а длинные, давно не стриженные волосы свалялись в безобразные космы. Жаклин увидела покрасневшие от холода щиколотки, торчавшие из слишком коротких штанов. Ботинки на его ногах превратились в бесформенное месиво, между наполовину оторванными подметками виднелись куски газеты, которые малыш подложил в тщетной попытке защититься от холода и мокрого снега.

— Дайте-ка мне пройти, — услышала она тот же яростный мужской голос, который только что призывал остановить мальчика, и мужчина огромного роста с раскрасневшимся от холода и злобы лицом протиснулся сквозь толпу. Кривая улыбка исказила его лицо, когда он увидел, что мальчуган попал в ловушку. Сердце Жаклин замерло. Это выражение самодовольного торжества и жестокости было ей хорошо знакомо. — Вот как, — начал мужчина, приближаясь к ребенку, все еще сжимавшему в руках хлеб, — значит, ты думаешь, что можешь воровать у меня?

Мальчик вздрогнул, но не двинулся с места.

— Позвольте, гражданин, — вступилась Жаклин, надеясь уладить дело, просто заплатив за украденный хлеб.

— Я покажу тебе, что нужно делать с ворами, которые хотят обокрасть меня, — продолжал владелец булочной, не обращая никакого внимания на слова защитницы паренька. — Сначала я переломаю все кости в твоем жалком теле, а когда я закончу, то позову гвардейцев, которые доломают то, что я пропущу. Как тебе это нравится, сукин ты сын?

Мальчик неожиданно бросился вперед и принялся молотить здоровяка кулаками так быстро, что мужчина на некоторое время замер в недоумении. Только когда отважный малыш вцепился зубами в его руку, он дико заорал и сбросил с себя крохотное тельце, словно это была пылинка, прилипшая к рукаву.

— Проклятие! — Мужчина с размаху ударил мальчика кулаком в лицо. Тот остановился, потряс головой, приходя в себя, и утер рукавом ручеек крови, заструившийся из его носа, а потом с ожесточением посмотрел на своего обидчика. Он явно решил драться до конца, потому что другого выхода у него не было, и снова набросился на мужчину с кулаками; однако в силу небольшого роста все его удары приходились в грудь и живот здоровяка.

Мужчина некоторое время с улыбкой смотрел на мальчика, а когда ему это надоело, снова с силой двинул кулаком по уже окровавленному личику. Толпа тут же взорвалась радостными криками, полагая, что избиение вора является неплохим развлечением.

Подогреваемый криками, владелец булочной нанес своему маленькому противнику новый удар. Через секунду все лицо мальчика превратится в кровавое месиво…

С диким криком Жаклин бросилась к негодяю и вцепилась ему в волосы.

— Немедленно отпусти его, грязный ублюдок! — закричала она.

Когда мужчина, рыча от боли, схватился обеими руками за голову, Жаклин, воспользовавшись моментом, с силой ударила его обеими руками под ребра. Здоровяк согнулся от боли и недоуменно уставился на нее, не понимая, почему она отвлекла его от столь важного дела, как избиение вора.

— Ах ты, гнусный сукин сын! — воскликнула Жаклин и из последних сил залепила мужчине пощечину.

— Парень украл у меня хлеб, — все еще недоумевая, произнес тот. — Я имею право защищать то, что мне принадлежит…

— А значит, имеешь право забивать детей до смерти? — яростно выдохнула Жаклин. — Вот что дала Республика таким грязным крестьянам, как ты, — право убивать!

Глаза мужчины сузились.

— А кто вы такая, что называете меня грязным крестьянином?

Жаклин мгновенно поняла свою ошибку. Она заговорила как аристократка, а этого нельзя было допускать.

— Простите, гражданин, — попыталась она загладить свою ситуацию. — Я не хотела вас оскорбить. Не возьмете ли вы деньги за этот хлеб?

— Посмотрите, у нас тут хорошенькая аристократическая сучка! — радостно воскликнул мужчина, не спуская пристального взгляда с Жаклин.

— Нет, вы ошибаетесь! — Жаклин чувствовала, что ее охватывает паника.

— Точно, она аристократка! — крикнула какая-то женщина.

— Но я не сделала ничего дурного, — оправдывалась Жаклин.

— Ты ругала Республику, — возразил мужчина с довольной улыбкой.

Мальчик, который спокойно наблюдал за происходящим, вместо того чтобы попытаться убежать, неожиданно раскрыл рог и в ужасе закричал:

— О Господи, да это же Камилла Дюбе. — Выражение испуга исказило его избитое лицо. — Она не аристократка. Это Камилла Дюбе. Ее муж умер от чумы десять дней назад.