— Да? А если она кому-то сказала, что собирается к тебе прилететь? — Ли склонил голову набок.

 — На здоровье! — он усмехнулся. — Но я ей визит в Москву не подписывал. Больше того, я мог о нем вообще ничего не знать. И к тому же, я не собираюсь выходить из машины — это она сядет ко мне. Мне что, азбучные истины тебе объяснять? — Он бросил «ТТ» в сумку.

 — А что будет с Исаевым? — Ли отчетливо хрустнул пальцами.

 — Все ревнуешь к нему? — поддел он Ли. Ли отпустил глаза. — Ну, с того момента, как Леа выяснит, куда и к кому Исаев ездил в тот день, он не будет мне нужен. Зато у него начнутся другие дела.

 — Можно спросить, какие?

 — Можно, — он пристроил сумку на ящик и подошел ближе к Ли. — Еще пять минут на разговор и сворачиваемся, — предупредил он. — Теперь об Исаеве... Я долго думал, что же мне сделать с ним. И я придумал. Знаешь, этот парень никогда по-настоящему не проигрывал.

 Я, еще в первый раз увидев его, осознал, что это — прирожденный игрок, которому импонирует брать на себя всю ответственность. Ему нравится, что он умеет просчитывать все шаги наперед и делать только такие ходы, за которые ему не стыдно. При этом в душе он, как каждый игрок, верит, что удача на его стороне; что она что-то типа служанки. Он не знает вкус поражения, а если и знает, то не понял его и не прочувствовал до конца. В его прошлом была лишь одна история, которая его чуть не сломала. А значит, любой новый ощутимый удар заберется в него, как червь в яблоко, и будет есть его и глодать пониманием, что он — не избранник судьбы, не Господь Бог, и что удача была дана ему только взаймы, а значит, теперь за это ему придется расплачиваться.

 В тот момент, когда он допустит в голову эту мысль, он станет слабым. И если я понял его — а мне кажется, я хорошо его понял — то движение вперед для него означает жизнь, а саморазрушение — самоубийственно.

 Он существенно попортил мне кровь, когда взялся за поиски моей женщины. И я очень хочу дожить до того дня, когда он поймет, что чем искать мою женщину, он бы лучше защитил одну из СВОИХ. В тот день, когда он поймет, что одна из них умерла по его вине, начнется его самоуничтожение. Но для этого мне нужно ударить точно в цель и ударить правильно. В противном случае мне придется провести остаток дней под землей или в бункере, потому что он жизнь положит, чтобы уничтожить меня. А так — око за око.

 — Слушай, я не совсем понял тебя, — Ли тряхнул головой. — Конкретно: что ты затеял?

 — Скорей, ты совсем не понял меня, — фыркнул он. — Но, как говорится, всему свое время. И очень скоро ты поймешь, что я имел в виду. А пока, как однажды, сказал мне тот же Исаев, вернемся к нашим баранам... Значит так: труп Одинцова сжечь. Убрать отсюда все гильзы. Остальные трупы закопай в лесу так, чтобы это место с Одинцовым не связывали. Далее... — Он на секунду задумался. — Там, — кивок подбородком на вход, — кто у тебя караулит?

 — Белорус и его звено.

 — Белорус — это Евгений? Тот, который помогал тебе референта брать? — Ли кивнул. — Тогда повышай его на ступень по нашей «карьерной лестнице». Он это оценит. А когда я все выясню про «Никитина», то натравим его звено на Исаева. Однажды проколовшись с ним, белорус последнее из себя выжмет, чтобы этого не повторилось. К тому же, он, как мне помнится, у нас женщин не сильно любит? В таком случае, кое-кого из окружения нашего «дипломата» ожидает неприятный сюрприз... — Он бросил взгляд на часы. — Все, Ли. — Порывшись в кармане сумки, он вынул из него балаклаву и надел на голову. Теперь были видны только его глаза. — Я тебе еще позвоню. И не копайся тут, хорошо? — бросил он уже на ходу...

 Затем была встреча с Леа.

 Сев в машину, которую брал на прокат теперь уже экс-палач, он целых двадцать минут прождал Леа на парковке у «Шереметьево». Наконец, она появилась. Леа шла с габаритной сумкой и внимательно приглядываясь к номерам стоявших машин. Заметив его автомобиль (верней, не его, а автомобиль палача), Леа заулыбалась, помахала ему. Открыла дверцу, с неизменным французским «Salut!» уже собралась пристроить багаж на заднее сидение. Но, увидев букетик цветов («А как же, мы же дэвушку в аэропорту встречаем!» ... Но, кстати, совсем не такие цветы он дарил Элизабет — ей цветы он всегда выбирал с душой. Впрочем, о Элизабет было лучше не думать), скользнула к нему в машину и, смеясь («Идиотка!»), прижалась щекой к его щеке. Вздохнув, он поймал ее губы. Оторвавшись, от него, Леа принялась взахлеб, радостно трещать на французском о том, как она летела, как боялась, что увидит его на парковке и т.д., и т.п. Он покивал, выдал ей комплимент — и она зарделась. Он вывел автомобиль со стоянки. Леа вдруг прервала свой спич, бросила задумчивый и нежный взгляд на его профиль. И он точно знал, о чем она подумала в этот момент.

 Темные волосы, классически правильные черты лица, хрупкая ямочка на подбородке — красивый. Настоящий принц.

 «Ага, я — «принц», а в роли белого коня у нас Ли», — съязвил он на это мысленно.

 Леа тут же оторвалась от созерцания его профиля:

 — Что? О чем ты подумал?

 — Да так, глупости... Расскажи лучше ты, что тебе удалось выяснить по Никитину?

 — О-о, это было несложно! — слегка красуясь, она махнула кистью точеной руки. — Дмитрий Никитин... oh mon dieu, жуткое имя! В общем, ХХ апреля твой Ни-ки-тин — ударение в этой фамилии она ставила на последнем слоге, — ездил в Прагу, и прямо из аэропорта отправился — знаешь, куда?

 — Нет. Куда?

 «Сучка, да не тяни же ты».

 — В СИЗО «Панкрац», представляешь?

 — Да? Как интересно, — протянул он и бросил на нее быстрый взгляд. — А как ты об этом узнала?

 — А я нашла твоего Ни-ки-ти-на в одной из четырехзвездочных пражских гостиниц, как ты, собственно, и предрекал. А найдя, позвонила им на ресепшен, попросила соединить меня с администратором, представилась служащей жандармерии... Представляешь, для достоверности я даже продиктовала им номер моего бывшего полицейского значка! — и она легко рассмеялась. — Но что ни сделаешь для тебя? — и она попыталась погладить его по волосам. — Ну, и попросила их помочь мне кое с какой информацией. Так я выяснила, что из гостиницы этот твой человек с жуткой фамилией через ресепшен в тот день заказывал такси до Нусле. Нусле — это такой район в Праге.

 — Я знаю. — Он кивнул.

 — Не сомневаюсь в этом, — подольстилась она. — А я вот узнала номер такси, которым воспользовался Ни-ки-тин. Ну, а дальше дело техники. Через систему «Юбер» выяснить точный адрес, который твой Ни-ки-тин называл водителю, посмотреть по карте, куда он поехал. А там в Нусле, как раз находится эта тюрьма... И знаешь, я, вспомнив, чему ты учил меня, когда я только-только в Интерпол пришла, подумала: а чем черт не шутит? Может быть, этот Ни-ки-тин отправился кого-то там навестить? А вот дальше, правда, пришлось воспользоваться подручными средствами... — тут Леа прервалась и принялась сосредоточенно разглядывать свой маникюр. — Dieu, лак облупился, — огорчилась она.